Эта статья входит в число хороших статей

Нашествие монголов (трилогия)

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Трилогия «Нашествие монголов»
Жанр
Исторический роман
Автор
Василий Ян
Язык оригинала русский
Дата написания 1934—1954
Дата первой публикации 1939
1. Чингиз-хан
Жанр
исторический роман
Автор Василий Григорьевич Ян
Язык оригинала русский
Дата написания 1934—1939
Дата первой публикации 1939
2. Батый
Жанр
исторический роман
Автор Василий Григорьевич Ян
Язык оригинала русский
Дата написания 1939—1941
Дата первой публикации 1941 (сокращённый вариант для детей — «Нашествие Батыя»), 1942
3. К «последнему морю»
Жанр
исторический роман
Автор Василий Григорьевич Ян
Язык оригинала русский
Дата написания 1942—1954
Дата первой публикации 1955

«Наше́ствие монго́лов» —

Василия Яна о завоеваниях монголов (Монгольское завоевание Средней Азии и Западный поход монголов) и о сопротивлении им народов, населявших земли Средней Азии и Восточной Европы в первой половине XIII века
; крупнейшее и известнейшее произведение автора. Состоит из повестей (романов): «Чингиз-хан» («Чингисхан», 1939), «Батый» (1942), «К „последнему морю“» (1955).

Тематикой завоеваний

Союз советских писателей. По рекомендации А. Фадеева писатель стал лауреатом Сталинской премии
первой степени за 1941 год.

Во время эвакуации в

Александру Невскому
, образовала повесть «Юность полководца», а оставшиеся главы о западном походе Батыя — роман «К „последнему морю“». Роман получился фрагментарным, утратив стилистическую и композиционную стройность. В свет он вышел уже после кончины Василия Яна — в 1955 году.

Книги трилогии получили множество положительных отзывов от историков — русистов, медиевистов и востоковедов, критиков и литературоведов, и стали весьма популярны, постоянно переиздаются.

Содержание

Василий Ян настаивал на том, что все его объёмные художественные тексты являются повестями[1]. С этим не соглашались ни его биографы, ни литературоведы, которые анализировали его трилогию «Нашествие монголов»: Л. Разгон, Т. Лобанова, В. Оскоцкий, С. Петров именовали «Чингиз-хана», «Батыя» и «К „последнему морю“» романами. В литературоведении В. Ян однозначно причислялся к представителям советского исторического романа, в котором повествование сосредоточено на знаменательных событиях прошлого и выдающихся исторических деятелях. Особенностью текстов В. Яна Л. П. Александрова называла то, что его главные персонажи — отрицательные исторические личности[2].

«Чингиз-хан»

Памятник Джелал ад-Дину Мангуберди в Ургенче

Действие романа начинается близ

Мухаммеда — бек Джелаль ад-Дин, который заблудился во время охоты на джейранов. Все обедают добычей бека, оказав гостеприимство и Кара-Кончару, причём хан Джелаль даёт ему пропуск, чтобы пройти охрану. Добравшись до Гурганджа, Хаджи Рахим убедился, что отец его и брат умерли в тюрьме, а старый дом давно заброшен. Когда-то Рахим (подлинное имя его остаётся неизвестным читателю) усомнился в истинности религии и был вынужден бежать в Багдад
. Далее падишах Мухаммед велит отправить гвардейцев на поиски сына и приказывает казнить десятерых осуждённых, но милует мальчика Тугана. Того не принимает учитель-кузнец, и тогда опекуном отрока становится Хаджи Рахим, ибо признаёт в нём своего брата; дервиш велел выковать из его оков кинжал. Денег дал купец Махмуд-Ялвач, который оправился от ранения.

Хорезм-шах Мухаммед приезжает во дворец к своей матери, которая уговаривает оставить наследником маленького сына, а Джелаль ад-Дина отправить в самый дальний уголок Хорезма. Мухаммед назначает его наместником отдалённой области, но оставляет под присмотром во дворце. Далее шах желает знать, кто такова его триста первая жена — туркменка Гюль-Джамал. Однако подосланная ворожея не в состоянии выпытать её тайн и войти в доверие, и Гюль-Джамал бросают к барсу в запертой комнате. Во дворец врывается никому не известный джигит, убивает барса и объявляет, что послан шаху с вестью: на восточных границах Хорезма происходят восстания, в Самарканде убивают кипчаков. Начальник стражи Тимур-Мелик говорит, что джигит может служить шаху лучше барса, и дерзкого джигита оставляют в живых. Тимур-Мелик
отправляется на обед к Кара-Кончару и опальному беку Джелаль ад-Дину; туда доставляют пленного монгола, который не желал служить Чингисхану — грозному владыке Востока. Хорезм-шах не желает слушать известий, но после уговоров матери, Мухаммед всё-таки отправляется с войском на восток. Монголы предложили хорезм-шаху мир, однако гордый владыка велел наступать. В сече одолевают Тимур-Мелик и Джелаль ад-Дин, но когда сын Чингисхана прорывается к стану шаха, тот позорно бежит. Опомнившись, Мухаммед возвращается, но монголы так и не уступили. Наутро их лагерь был пуст.

Смерть хорезмшаха Мухаммеда. Миниатюра из «Джами ат-таварих» Рашид ад-Дина

Шах остановился в усмирённом Самарканде, куда прибыли три купца — посланники Чингисхана с богатыми дарами. Среди них всё тот же Махмуд-Ялвач, который служил лазутчиком владыки монголов, и убеждает хорезм-шаха в величии кагана. Ночью Мухаммед зовёт Махмуд-Ялвача на тайную встречу, вручает ему огромную жемчужину и пытается перевербовать на свою сторону. Купец охотно рассказывает то, что знает о Чингисхане и его воинах. Вернувшись в ставку Чингисхана, Махмуд поведал все подробности и показал жемчужину, после чего 450 воинов отправились под видом купцов с китайскими товарами в Хорезм. В Отраре их разоблачают, и шах Мухаммед казнит всех. Казнён и новый посол от Чингисхана, а его подчинённым поджигают бороды и изгоняют. Это становится поводом для похода монголов на Хорезм. Шах велит собрать со всех своих подданных налоги за три года вперёд, а всем мужчинам выступать на войну. Это показано на примере крестьянина Курбан-Кызыка: ему нечем заплатить, и выпросив отсрочку, он на старой лошади едет в Бухару и по пути встречает Хаджи Рахима с Туганом. Ночью у Курбана украли лошадь, а на следующий день под Бухарой появились монголы. Город сдали без боя имамы, Курбан бежит, а каган пирует под хор пленных и Хаджи Рахима, которого Чингисхан желает видеть рядом с собой. Шах, его сын и джигиты-защитники, включая Курбана, бегут на запад — в Иран. Далее разрушен и Самарканд. Шах Мухаммед брошен всеми, даже Курбан-Кызыком, который получил золотую монету за переправу владыки через реку. Курбан убивает монгола, забирает его лошадь и спешит в родную деревню, где осталась полуживая мать и исхудалая жена, дети их погибли. Шах попадает на остров прокажённых, сходит с ума и умирает. Тимур-Мелик похоронил Мухаммеда, сломал свою саблю и стал дервишем. Мать хорезм-шаха Чингисхан велел посадить у входа в свою юрту и кидать ей кости во время пиршеств.

Сопротивление продолжал оказывать только Джелаль ад-Дин, и войско его росло, как снежный ком. Однако его приближённые перессорились из-за добычи, и столица Гургандж осталась без поддержки. После разгрома войска, хан успел прыгнуть в реку с конём, погрозил Чингисхану кулаком и скрылся. Дервиш Хаджи Рахим со своим братом Туганом остался служить Махмуд-Ялвачу, который из купца превратился в советника Чингисхана. Однако канцелярская рутина тяготит свободолюбца, и Махмуд поручил дервишу тайно отправить послание сыну кагана —

Бату
. Вскоре хан был убит при таинственных обстоятельствах, и дервиш вновь стал свободным.

Хан Котян одаривает Мстислава Удатного. Лицевой летописный свод

Чингисхан приказал двум своим полководцам —

Мстислав Удатный
), Смоленска, Чернигова. Монголы подошли к Днепру и увидели движение русских войск. Субудай послал на другой берег своих послов с объяснением, что татары воюют не с русскими, а с половцами и кипчаками. Но послы не вернулись, и войска монголов стали отходить от Днепра. Князья подумали, что монголы в ужасе бегут и устремились за ними. Несколько дней монголы отходили, расширяя фронт атаки русских и разделяя их войска. Неожиданно ночью в палатку Субудая приехал ещё один полководец от Чингисхана, Тохучар-нойон, и объявил, что огласит послание кагана только после битвы с русскими. Сначала татары разбили кипчакских воинов, затем войска Мстислава Удатного, одолев которые, монголы напали на киевский полк Мстислава Романовича. Киевский полк держал достойную оборону, но от князей поступил приказ сложить оружие, и всех воинов перерезали татары. На поле боя подоспели новые русские отряды, но и они потерпели поражение. После раздела добычи монголы собрались на торжество, где Субудай открыл письмо Чингисхана. Великий каган приказывал татарам возвращаться на родину. На торжестве казнили всех пленных князей, раздавив их под досками.

В это время Чингисхан воевал в Индии, где нашёл своё укрытие Джелаль ад-Дин. Владыка монголов хотел завоевать страну и уничтожить сына бывшего шаха Хорезма. Одна из жён кагана уговорила советника Елюй Чуцая убедить Чингисхана возвратиться на родину. Здоровье завоевателя сильно пошатнулось, поэтому он велел искать зелье бессмертия. Елюй рассказал о премудром даосе Чан-чуне, которого доставили к владыке. Но мудрейший из китайцев объяснил, что бессмертия не существует. Вскоре Чингисхан умер, оставив после себя наследником и преемником власти Угэдэя. Правителем бывшего Хорезма стал внук Чингисхана Бату, который вскоре станет известным как хан Батый.

В эпилоге выясняется, что Туган выжил и стал воином монголов. Он отправляется в Хорезм искать родственников и узнаёт, что его брат Хаджи Рахим в темнице и его хотят казнить имамы. Перед этим он должен написать историю завоеваний Чингисхана. Туган дал брату пилюли, от которых тот потерял сознание и лежал, как мёртвый. Стражники выбросили его тело на свалку для глумления; ночью брата забирает Туган и увозит в неизвестном направлении.

«Батый»

Изложение ведётся от лица Хаджи Рахима, который начинает новую повесть описанием своего спасения. Далее он служил писцом, и однажды ночью приютил беглеца в дорогой одежде, который назвался посланником великого визиря Махмуд-Ялвача. Рахим не узнал в нём своего ученика — хана Бату; кроме старого факиха, беглеца видела сирота Юлдуз, живущая у почтенного Назар-Кяризека — конюха кипчакского хана Баяндера. Вскоре появляется юный джигит Арапша ан-Насир с приветом от непобеждённого хана Джелал ад-Дина. Прежде чем встать во главе бесчисленного монгольского войска, хан Бату скитается, скрываясь от наёмных убийц, подсылаемых другими претендентами на верховную власть. Даже беглецом Бату проявляет исключительные качества умного, беспощадного и уверенного в своей путеводной звезде воина. Пройдя через опасности и превратности судьбы, он сам становится грозой для других и по завету своего великого деда решает покорить всю вселенную до её края — последнего моря. Царевичи-чингизиды собрались в Сыгнаке, готовясь к великому походу на Запад. Назар-Кяризек выпрашивает у хана Баяндера коней, чтобы самому с пятёркой сыновей поучаствовать в великом походе. Перед самым отъездом он продаёт Юлдуз для ханского гарема за 24 золотых динара, и от отца отрекается самый младший сын Мусук, который был в неё влюблён. Назар-Кяризек попал в свиту Субудай-багатура — наставника Бату-хана и был приставлен охранником и соглядатаем к Хаджи-Рахиму. Беглого Мусука, которого успели ограбить, берёт в свой отряд Арапша. В свите оказалась и Юлдуз: перед выходом из Сыгнака мать Батыя отобрала из его сорока жён семерых, которые должны были сопровождать своего повелителя в походе. Хан повелел, чтобы одной из «семерых звёзд» была именно Юлдуз. Остальными были четыре знатных монголки и две дочери хана Баяндера, которые прозвали Юлдуз «рабочей, чёрной женой».

Китайское изображение Бату-хана XIV века из издания «Истории первых четырёх ханов из рода Чингиза». Государственный исторический музей

Через полгода после выхода из Сыгнака, поздней осенью монгольское войско вышло к берегам

Георгию Всеволодовичу
. Князь Юрий, понимая нависшую беду, посылает за помощью во Владимир, Суздаль, Ростов, Великий Новгород и иные княжества. О чём татарские послы говорили с князем Георгием, осталось никому не известным.

Зимой Бату-хан встал в дубовой роще на реке Воронеже. Русские послы принесли дары, но Батый остался недоволен, заявив, что из Китая получал более искусно сделанные вещи. Он был рад только дюжине коней, из которых одного, вороного, взял себе, а остальных передарил другим Чингизидам. На пиру князь Феодор Юрьевич отказался кланяться Батыю и обратился к нему, как к равному. За это при раздаче угощения рязанские послы удостоились порции низших слуг, но на ехидство предателя Глеба ответили половецкой пословицей: «Иди на пир, поевши дома досыта». Когда Феодор собрался уезжать, все были перебиты по приказу Бату-хана. Когда грянули морозы, владыка совещался с шаманкой Керинкей-Задан, какой выбрать маршрут похода: на Рязань или на юг — к Киеву. Но он последовал совету своего воспитателя Субудая и учителя Хаджи-Рахима — войско застоялось, и следовало пополнить запасы во взятых русских городах. Тем временем в Рязани княгиня Евпраксия, узнав о гибели своего мужа Феодора, поднялась с их ребёнком на городскую башню и бросилась на камни. При наступлении Мусук со своим начальником — сыном Субудая Урянх-Каданом — попал в плен к князю Юрию Ингваревичу, и тот решил принять бой на Диком поле. После разгрома русских почти насмерть замёрзшего Урянх-Кадана возвращает к жизни баба Опалениха, попавшая среди добычи к Субудаю. Когда всесильный полководец предлагает ей награду, она говорит: «Мы и скотину хворую милуем. А он хоть и нехристь, а душа всё же человечья…»

Рязань долго и мужественно сопротивляется, но не получив помощи от других русских земель, превращается в пепелище под копытами монгольских коней. Стремительно, не дав опомниться сопредельным княжествам, хан Бату движется на

Кипчакские степи
. Впереди всех он направил на Уракову гору китайского архитектора Ли Тун-по (именно он построил стенобойные машины, погубившие Владимир), чтобы воздвигнуть походный дворец — сердце новой державы. Юлдуз попросила отправить с ним и Назар-Кяризека, которого никогда не могла простить. Предателя Глеба, который выполнил свою задачу, Арапша прогоняет в степь.

Финал «Батыя» был очень своевременным для самого тяжёлого военного года — 1942-го: он был построен на контрасте двух глав. Лейтмотивом главы «А Русь-то снова строится!» является перестук топоров на пожарище Перунова Бора, тогда как в главе, посвящённой торжеству победителей, «На далёкой родине», вместо триумфа — жалобные песни. Старый Назар-Кяризек, вернувшись к родной юрте, вместо добычи привёл четырёх коней с пустыми сёдлами — его сыновья полегли в походе на Русь[3].

«К „последнему морю“»

В первой части романа резчик печатей и осведомитель

ясы Чингисхана
. Посол встречается с мудрой гадалкой Биби-Гюндуз, которая говорит ему, что молодой араб жаждет славы, а не богатства. Далее с караваном арабских купцов он отправляется в ставку Бату-хана.

Иосифа Прекраснаго, сила же его бе яко часть от силы Самсоновы
, гласъ же его слышати яко труба въ народе»

Действие переносится в золотой дворец, воздвигнутый в приволжской степи вывезенным из Китая архитектором Ли Тун-по. Ему служит Мусук, достигший чина тайджи. Прошло совсем немного времени после погрома, учинённого Батыем в Залесской Руси. Бату ещё молод и полон сил, обрёл уверенность в себе, подчинил родню. Убедившись в своей избранности, хан желает выполнить завет божественного правителя, дойти до «последнего моря», всюду неся покорённым свет ясы Чингисхана. Увидев новый дворец, Батый почувствовал себя больным, его оберегает любимая жена Юлдуз-Хатун, а его брат Орду хлопочет, стараясь найти врача, в роли которого выступила принцесса Дафния. Её вместе с Дудой приводит сотник Арапша. Придя в себя и став свидетелем скандала своих жён с Юлдуз, Бату-хан дарит трёх из них своим полководцам; Орду-хан обещает Дафни косяк кобылиц, свободу и девяносто девять подарков и селит в своей юрте. На совещании у владыки посол Абд-ар-Рахман обещает ему свой меч и службу, а во время дискуссии Ли Тун-по и летописец Хаджи Рахим сообщают Бату-хану, что величие Искандера Двурогого основывалось не только на завоеваниях, но и милости к покорённым народам, которых царь «делал своими детьми». Бату-хан объявляет об основании нового государства — Синей Орды.

Изложение четвёртой части ведётся от имени Хаджи Рахима, который продолжает свою «Путевую книгу». Бату-хан встревожен свободолюбием

пострига, несмотря на угрозы игуменьи
.

Во время подготовки к походу на Запад Бату-хан испытывает сильный гнев от противодействия чингизидов, и даже Юлдуз советует ему не разрушать Киева, а сделать его второй столицей. После совещания брат Орду жалуется, что его наложницу-гречанку совратил и похитил неугомонный Иесун-Нохай, который оказался непутёвым сыном Татар-хана, отправленным в войско для острастки. Когда он попытался проникнуть в покои Юлдуз-Хатун, Бату и Субудай устроили ему ловушку и назначили в отряд «буйных» — авангард монгольской армии. Среди батыров — самые разные люди, вплоть до курда-живодёра Утбоя, у которого попона на коне из содранной с неверной наложницы кожи. Утбой Курдистани выдаёт попону за останки Джелал ад-Дина. Иесун избил его и заставил признаться, что тот не побеждал сына хорезм-шаха. На Киев первым направили Менгу-хана. Далее действие переносится в становище хана Котяна, у которого гостит венгерский монах Юлиан, везущий своему королю высокомерное послание Батыя. Часть изложения ведётся от лица Абд-ар-Рахмана, отправляющего отчётные послания в Багдад.

Читатель знакомится с Вадимом, который мечтал стать иконописцем, и оказался в свите жены Александра Невского. После того, как он изобразил вместо Богородицы синеокий образ княгини, отец Макарий обвиняет его в бесовском искушении, и Вадим бежал в

Киево-Печерский монастырь, надеясь найти достойного наставника и исцелиться от тоски. Он сумел совершить первые успехи в избранном им искусстве, и вынужден был взяться за оружие и пасть в битве с захватчиками
, ибо Киев встал поперёк пути монголов к Морю Заката. Король Франции готовится принять мученический венец, а германский император — бежать в Палестину. Но после учинённого в Восточной Европе погрома Батый не решается идти дальше, армия его обескровлена в тяжелейших боях и устала воевать. Самого Батыя дома ждёт печальная весть: его знатные жены извели «чёрную», зато самую любимую — Юлдуз, её оплакивают служилые интеллигенты — Хаджи Рахим и Ли Тун-по. Город растёт и строится, в кровавых муках великой войны родилось новое могучее государство, определяющее судьбы всех своих соседей многие сотни лет вперёд. Завершая свою повесть, Хаджи Рахим написал:

…Я могу только пожелать моим будущим читателям, чтобы им не пришлось испытать самое ужасное, что может быть в нашей жизни, — всесокрушающего урагана жестокой и бессмысленной войны[4].

История создания

«Чингиз-хан»: от сна к тексту

Чингисхан, каким его увидел во сне Василий Ян. Рисунок В. Г. Янчевецкого, 1937

По его собственным воспоминаниям, первичный импульс к развитию темы великих завоевателей, Василий Янчевецкий получил во время разведывательной экспедиции в Иран и Афганистан в 1903—1904 годах. Во время встречи нового, 1904 года в пустыне:

Мне приснилось, что при входе в свою юрту сидит Чингиз-хан. Он сидел на пятке левой ноги, руками охватив правое колено. Пригласил меня сесть рядом, и мы стали беседовать. Неожиданно он предложил мне побороться … «Ты же меня сильнее?» — «А мы попробуем», — ответил он спокойно. И мы стали бороться в обнимку, по-русски, переступая с ноги на ногу. Я почувствовал, как Чингиз-хан могучими объятиями начинает гнуть мне спину, сейчас переломит хребет!.. «Что делать? Как спастись?..» — подумал я во сне. — «Ведь сейчас будет мой конец! Смерть! Темнота!..». Но счастливая мысль осенила меня: «Ведь это только сон! Нужно проснуться!..» И, сделав усилие, я проснулся. Пустыня спала. Не было Чингиз-хана, пронизывающего взгляда его колючих глаз. Но с этой минуты образ завоевателя стал для меня живым…[5]

Во второй раз этот сон пришёл в ночь на 1 марта 1935 года, когда в разгаре была работа над романом. Дневниковая запись об этом была стихотворной[6]:

Я был вчера в объятьях Чингиз-хана,
Он мне хотел сломать спинной хребет!
Но человек — игра и радостей и бед,
И светится ещё звезда Софера-Яна!..[7]


21 августа 1934 года в дневнике писателя зафиксировано, что издательство «

Детгиз с планом «Батыя» как продолжение «Чингиз-хана». Эта заявка была принята, но подписание договора постоянно откладывалось. В феврале 1936 года рукопись «Чингиз-хана» была предложена издательству «Советский писатель», но отвергнута им[10]
.

Невозможность печататься означала, прежде всего, финансовую катастрофу: в одной из дневниковых записей Ян написал, что вместо полноценного обеда пришлось ограничиться бутылкой кефира. Ранее рукопись была предложена в ташкентское издательство «Саогиз», но и оно расторгло договор из-за задержки предоставления рукописи. Писатель не позволил себе сломаться: сократив «Чингиз-хана» для детского чтения, он отправил рукопись в

Л. Фейхтвангера, А. Франса, Б. Пруса, А. Н. Толстого), предложив, учитывая его оригинальность, соавтора или редактора-консультанта. Ян отверг этот вариант. В 1938 году он предложил рукопись в журнал «Новый мир» и вновь получил отказ[12]
.

Перелом наступил только летом 1938 года, когда рукопись «Чингиз-хана» попала в руки профессора

Гослитиздат; сразу был предложен договор и на «Батыя». Предисловие к «Чингиз-хану» написал С. В. Киселёв. Завершающая стадия работы тяжело далась писателю: лето 1938 года было чрезвычайно жарким и влажным, что привело к обострению астмы. Гранки В. Ян получил 30 декабря[13][14]
.

«Батый» и Сталинская премия

В феврале 1940 года Ян сдал в

А. А. Фадеев, и Ян мог рассчитывать на внесение своего имени в эвакуационные списки. 22 октября он уехал в Куйбышев. Дорожный дневник вёлся на свободных листах биографии Овидия 1877 года издания; в пути Василий Ян вычитывал корректуру «Батыя»[17][18]. 11 декабря 1941 года писатель эвакуировался в Ташкент, где прошли три следующих года его жизни[19]
.

12 апреля 1942 года в газете «Правда» был опубликован список лауреатов Сталинской премии за 1941 год, среди которых значился и Василий Ян. До сих пор достоверно неизвестно, кто предложил его кандидатуру и поддерживал её; высказывались предположения, что это был А. А. Фадеев. По преданию, передаваемому сыном писателя, Сталин спросил, сколько Янчевецкому-Яну лет, и якобы распорядился присудить премию первой степени, поскольку «другие ещё успеют»[20]. Утром 12 апреля В. Янчевецкого привезли в ЦК Узбекистана, где его поздравил один из руководителей республики, затем писателя сфотографировали для «Правды Востока» и взяли интервью. Поздравления от коллег прислали Президиум ЦК профсоюза работников печати, Сергей Бородин (также лауреат Сталинской премии за роман «Дмитрий Донской») и Всеволод Иванов[21].

От «Александра Беспокойного» к «Последнему морю»

После возвращения в Москву в 1945 году, на первом же заседании секции художественно-исторического жанра Союза писателей, В. Ян прочитал фрагменты своего завершающего романа — «Александр Беспокойный и Золотая Орда», о чём уведомляла «

Александре Невском[23]. Первую часть — из пяти запланированных — романа В. Ян завершил в 1943 году в Ташкенте и отдал дочери на сохранение. К январю 1947 года рукопись была закончена, однако из-за того, что специалист-историк высказал ряд замечаний, работа затянулась, и только 31 декабря 1948 года рукопись была отправлена в Гослитиздат[24]. В 1949 году работа резко застопорилась: рецензенты — по разным причинам — критиковали его роман, упирая, главным образом, на недооценку «величия Руси и Александра Невского». Главными противниками публикации выступили (как они названы в дневнике) профессор «А. А-й» (А. Арциховский) и писатель «А. Ю-в» (А. Югов). По мнению И. Просветова, причиной было то, что Арциховский активно включился в «борьбу с космополитизмом». В этой ситуации Василию Яну не могли помочь ни С. Веселовский, ни С. Бахрушин, ни, тем более, И. И. Минц, который сам оказался жертвой этой кампании. Алексей Югов, вероятно, стремился избавиться от конкурента, поскольку как раз в 1949 году сдавал в печать «Ратоборцев» — дилогию, одна из частей которой также была посвящена Александру Невскому[25]
.

В 1950 году писатель был вынужден согласиться на разделение романа, о чём сожалел в частном письме от 24 декабря[26]. Летом 1951 года в Детгиз была сдана рукопись повести «Юность полководца» — фрагменты удалённых частей об Александре Невском, а в Гослитиздат — «К „последнему морю“», оставшийся текст о Батые [27]. Лев Разгон отмечал, что после того, как была извлечена значительная его часть, роман получился фрагментарным, утратив стилистическую и композиционную стройность. Торопливая переработка привела к тому, что некоторые второстепенные персонажи внезапно появляются, и столь же внезапно исчезают, а отдельные фрагменты более напоминают конспекты[28]. Повесть о юном Александре вышла в свет в 1952 году, краткой рецензии она удостоилась лишь в «Пионерской правде»[29]. Несмотря на переработку, Гослитиздат не спешил с публикацией «К последнему морю», роман даже не был поставлен в издательский план 1953 года[30], поэтому Лидия Владимировна без ведома мужа обратилась к А. Фадееву. Тот ответил с большим опозданием 18 июля 1954 года, когда В. Ян был уже тяжело болен[31]. Гослитиздат выпустил в свет «К „Последнему морю“» в 1955 году, уже после кончины Василия Яна[32].

Литературные особенности

Автор и критики воспринимали трилогию как единое целое, которому свойственны одинаковые литературные приёмы и методы художественной реализации тех или иных исторических событий. Наблюдения над жизнью тувинцев в 1920-х годах пригодились В. Яну при работе над историческими романами о жизни монголов. Баба Опалениха из романа «Батый» была списана (под реальным именем) с одной из жительниц Уюка[33]. Один из важнейших сквозных сюжетов в «Чингиз-хане» — конфликт отца и сына: разлад между великим каганом и его старшим сыном Джучи, наместником в Хорезме. Писатель описал Джучи как кривое зеркало самого Чингисхана, похожего на отца всем, включая «холодный взгляд зеленоватых глаз, пристально и мрачно глядящих на всё вокруг». Заподозрив в нём соперника, отец отослал старшего сына в самый крайний угол своего царства. Здесь проявилась начатая ещё в «Огнях на курганах» тема культа всепроникающего насилия и жестокости, которая в ближайшем окружении тирана пронизывает и определяет даже семейно-бытовые обыкновения. Поэтому Джучи у Яна был убит наёмниками, подосланными своим отцом, самым варварским из возможных способов — «переломанным, по монгольскому обычаю, хребтом»[34]. В этом плане Василий Ян не чурался прямолинейности и, реализуя сверхзадачу — обличения тирана, он представлял нарочито обличительные описания. Даже внешний облик Чингисхана неэстетичен и отталкивающ: если он весел, то хлопает «большими ладонями по грузному животу», и рот его растягивается «в подобие улыбки», и хохот уподобляется лаю «большого старого волкодава». В гневе приказывает накормить борзую собаку «сердцем мальчишки» — сына поверженного Джелаль-эд-Дина, и когда «палач-монгол, улыбаясь до ушей от гордости», подносит ему «маленькое дымящееся сердце», он кряхтит, «как старый боров»[35].

Композиция трилогии выстраивалась на основе хроники монгольского похода на Запад. Соответственно, кульминацией и финалом первой книги является смерть «Потрясателя Вселенной». Во второй части действует его внук

битвы при Калке, не зная письма, они составляют послание в виде песни, и заставляют посланника пропеть её «девятью девять раз», из-за того, что девятка у монголов была священным числом. Равным образом, описывая первое появление малолетнего Бату-хана, Ян замечает, что из его колчана торчало три стрелы с красным оперением, положенных ему по рангу[36]
.

Единства не удалось сохранить в завершающей книге трилогии, которая так и не была опубликована в изначальном виде. Из целостного романа «Золотая Орда и Александр Беспокойный» пришлось удалить целые главы, позднее опубликованные как самостоятельные новеллы: «Возвращение мечты», «В орлином гнезде „Старца горы“», «Скоморошья потеха», и искусственно разделить роман на два текста — «К „Последнему морю“» и «Юность полководца». Именно это привело к критике, когда, например В. Пашуто осуждал авторское отношение к историческим источникам и то, что Ян периодически «сбивается на исторический пересказ, полный ошибок и неточностей»[37]. Ещё больший перечень последствий разделения привёл Л. Разгон: в романе «К „Последнему морю“» очевидны разрывы между отдельными частями, «клочковатость» эпизодов. Идеологический заказ сильно сказался на тексте: после войны активно внедрялась «теория бесконфликтности» с её установочной ориентацией на идеального героя. Дошло до того, что писателя открыто заподозрили в злонамеренном возвышении Батыя над нарочито приниженным Александром Невским[38]. Хаджи-Рахим — выразитель авторских устремлений (так называл себя В. Ян в 1930-х годах) — восхвалял Искандера Двурогого, то есть Александра Македонского, заявляя, что слава его — «истинная, вечная слава». Изменились и образы «служивой интеллигенции»: если советник Чингисхана Елюй Чуцай и даосский мудрец Чан-чунь возражают ему и грозят карами неба, то строитель золотого ханского дворца Ли Тунпо почтительно говорит Бату-хану, что подданные любят его за справедливость и заботу о благе народа[39]. Критики называли и иные «художественные издержки»: с одной стороны, избыточность исторической информации, с другой — утрату «педантической точности» к историческим деталям. Например, плотовщики, гоня лес по Волге по приказу Александра Новгородского, поют «Уж как пал туман на сине-море», тогда как эта песня появилась только в XVIII веке. Л. Разгон обратил внимание на то, что вообще произведениям В. Яна была несвойственна любовная линия. Тем большим контрастом является изобилие женских персонажей в романе «К „Последнему морю“»: надменная греческая царевна Дафния, «язва и колючка»; прорицательница Биби-Гюндуз; любимая жена Бату — Юлдуз, впоследствии отравленная соперницами; половчанка-шпионка Зербиэт-Ханум, и некоторые другие[40].

Лучшим в романе В. Оскоцкий считал изобразительную силу описания

трагическую эстафету Рязани и других спалённых в «Батые» городов, устами своих послов заявив «категорический отказ добровольно покориться татарам». Василий Григорьевич хотел противопоставить прямолинейный напор Бату-хана осторожности Александра Ярославича, который, разгромив шведов и ливонских рыцарей, всеми силами избегал прямой конфронтации с Ордой. Таким образом, если Чингисхан и Бату-хан в художественном мире В. Яна олицетворяли разрушение, то Александр Невский персонифицирует созидание, равно проявляемое и в ратных делах, и в управлении государством. Это не удалось в полной мере, однако даже разведя образы по разным книгам, писатель продемонстрировал их полярную противоположность[41]
.

Критика

В. Оскоцкий считал, что и своим успехом, и мучительными издательскими перипетиями трилогия «главных книг» В. Яна была обязана их идеологизированности. Невозможность в течение пяти лет опубликовать «Чингиз-хана», даже при благожелательности М. Горького, объяснялась и тем, что обличение тирании в 1930-х годах было небезопасным. К началу Второй мировой войны поменялась конъюнктура, и роман стал один из первых, которыми советская литература отвечала на

исторической правде: «автор не вгоняет события в насильственно сконструированную схему. Он не одевает прошлое в маскарадный костюм». Этот же автор в 1942 году отрецензировал «Батыя», отмечая, что Ян «ищет в опыте прошлых веков поучений для сегодняшнего дня», «вызывает ненависть к врагам родины и свободы»[44]. З. Кедрина в рецензии на второй роман трилогии также отмечала мастерство писателя и его тяготение к правде, «страстную точность» и недопущение любых фальсификаций[45]
.

Вассар-колледж) помещал имя В. Яна в широкий литературный контекст, в один ряд с Ю. Тыняновым, А. Толстым, Р. Гулем, М. Алдановым, Ю. Трифоновым, В. Ивановым, и даже Б. Окуджавой, Н. Эйдельманом и В. Пикулем[52]
.

А. С. Пушкина: необходимые цитаты из документов — в том числе Ибн-Хазма или Саади или Н. Костомарова и В. Бартольда, — переносятся в эпиграфы глав романа. Это позволяет освободить текст и использовать целостность как элемент художественного времени. Достоверность сообщаемому придаёт сквозной персонаж трилогии — летописец Хаджи-Рахим, от лица которого передаются многие эпизоды[54]. Авторский стиль Янчевецкого В. Оскоцкий характеризовал как «красочно-яркий и пёстрый», но он не всегда мог «плотно состыковать многоразличные слагаемые»[55]
.

Издания

Примечания

  1. Янчевецкий2, 1972, с. 191.
  2. Александрова, 1987, с. 21—22.
  3. Ян1, 1989, Оскоцкий В. Уроки мастера. Творческий путь Василия Яна (В. Г. Янчевецкого), с. 37.
  4. Ян3, 1989, с. 472.
  5. Ян3, 1989, Янчевецкий М. В. От составителя, с. 516.
  6. Ян3, 1989, Янчевецкий М. В. От составителя, с. 518.
  7. Разгон, 1969, с. 178.
  8. Ян, 1965, с. 109.
  9. Просветов, 2017, с. 205—207.
  10. Просветов, 2017, с. 209.
  11. Янчевецкий, 1977, с. 108—110.
  12. Просветов, 2017, с. 210—211, 228.
  13. Янчевецкий, 1977, с. 115—116.
  14. Просветов, 2017, с. 216—219.
  15. Янчевецкий, 1977, с. 124—125.
  16. Просветов, 2017, с. 225.
  17. Янчевецкий, 1977, с. 126—128.
  18. Просветов, 2017, с. 232—235.
  19. Янчевецкий, 1977, с. 130—133.
  20. Просветов, 2017, с. 7, 236—238.
  21. Янчевецкий, 1977, с. 134—135.
  22. Просветов, 2017, с. 251.
  23. Янчевецкий, 1977, с. 174.
  24. Просветов, 2017, с. 256, 258.
  25. Просветов, 2017, с. 260—261.
  26. Просветов, 2017, с. 266.
  27. Просветов, 2017, с. 269.
  28. Разгон, 1969, с. 137, 141.
  29. Просветов, 2017, с. 275.
  30. Просветов, 2017, с. 271.
  31. Янчевецкий, 1977, с. 177.
  32. Ян1, 1989, Янчевецкий М. В. От составителя, с. 555.
  33. Верещагина Т. Михаил Янчевецкий: я сделал в жизни главное — выполнил свой сыновний долг. Центр Азии. №18 (27 апреля—3 мая 2001). ООО Редакция газеты «Центр Азии» (27 апреля 2001). Дата обращения: 21 июня 2021. Архивировано 23 декабря 2019 года.
  34. Ян1, 1989, Оскоцкий В. Уроки мастера. Творческий путь Василия Яна (В. Г. Янчевецкого), с. 33.
  35. Ян1, 1989, Оскоцкий В. Уроки мастера. Творческий путь Василия Яна (В. Г. Янчевецкого), с. 34.
  36. Ян1, 1989, Оскоцкий В. Уроки мастера. Творческий путь Василия Яна (В. Г. Янчевецкого), с. 35—37.
  37. Пашуто, 1963, с. 103.
  38. Ян1, 1989, Оскоцкий В. Уроки мастера. Творческий путь Василия Яна (В. Г. Янчевецкого), с. 36—37.
  39. Разгон, 1969, с. 135—137.
  40. Разгон, 1969, с. 138—139.
  41. Ян1, 1989, Оскоцкий В. Уроки мастера. Творческий путь Василия Яна (В. Г. Янчевецкого), с. 38—40.
  42. Ян1, 1989, Оскоцкий В. Уроки мастера. Творческий путь Василия Яна (В. Г. Янчевецкого), с. 29.
  43. Лобанова, 1979, с. 7—8.
  44. Лобанова, 1979, с. 8—9.
  45. Лобанова, 1979, с. 9—10.
  46. Быков, 2016.
  47. Казак, 1996, с. 491.
  48. Янчевецкий, 1977, с. 181.
  49. Александрова, 1987, с. 59.
  50. Разгон, 1969, с. 182.
  51. Кондаков, 2000, с. 802.
  52. Ungurianu, 2007, p. 5.
  53. Петров, 1980, с. 74.
  54. Александрова, 1987, с. 75—76.
  55. Оскоцкий, 1980, с. 166.

Литература

  • Александрова Л. П. Советский исторический роман (типология и поэтика). — Киев : Вища школа, 1987. — 160 с.
  • Баскаков Е. Н. Средняя Азия в жизни Василия Григорьевича Янчевецкого // Форум молодых учёных. — 2019. — № 10 (38). — С. 76—79. — ISSN 2500-4050.
  • Быков Д. Л. Василий Ян // Портретная галерея // Дилетант. — 2021. — № 2.
  • Греков И. Б. Рец.: Ян, В. Батый. Историческая повесть // Исторический журнал. — 1942. — № 12. — С. 79—81.
  • Казак В. Ян // Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — С. 491. — XVIII, 492, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.
  • Козлов Д. В. Историческая проза в контексте советской эпохи (послевоенный советский исторический роман): учеб. пособие. — Иркутск : Изд-во ИГУ, 2013. — 98 p. — ISBN 978-5-9624-0980-1.
  • Кондаков И. В. Ян Василий Григорьевич // Русские писатели 20 века: Биографический словарь / Гл. ред. и сост. П. А. Николаев. — М. : Большая Российская энциклопедия; Рандеву — А. М., 2000. — С. 800—802. — ISBN 5-85279-289-7.
  • Лобанова Т. Посвящается Василию Яну // Вопросы литературы. — 1970. — № 10. — С. 218—219.
  • Лобанова Т. К. Исторические романы Василия Яна : АН Узб. ССР, Ин-т языка и литературы им. А. С. Пушкина. — М. : Наука, 1979. — 191 с.
  • Оскоцкий В. Д. Роман и история (Традиции и новаторство советского исторического романа). — М. : Художественная литература, 1980. — 384 с.
  • История СССР
    . — 1963. — № 1. — С. 83—118.
  • Петров С. М. Русский советский исторический роман. — М. : Современник, 1980. — 413 с.
  • Просветов И. В. Десять жизней Василия Яна: белогвардеец, которого наградил Сталин. — М. : Центрполиграф, 2017. — 287 с. — ISBN 978-5-227-07500-0.
  • Разгон Л. Э. В. Ян: Критико-биографический очерк. — М. : Советский писатель, 1969. — 181 с.
  • Третьякова Е. Путь писателя-историка // Вопросы литературы. — 1980. — № 6. — С. 243—247.
  • Ян В. Путешествия в прошлое // Вопросы литературы. — 1965. — № 9. — С. 99—116.
  • Янчевецкий М. Новое о творчестве В. Яна // Вопросы литературы. — 1972. — № 1. — С. 222—224.
  • Янчевецкий М. В. О новых изданиях и литературном наследии В. Яна // Русская литература. — 1972. — № 2. — С. 190—191.
  • Янчевецкий М. В. Писатель-историк В. Ян. Очерк творчества. — М. : Детская литература, 1977. — 192 с.
  • Янчевецкий М. В. В. Ян и Средняя Азия: Послесловие и комментарии // В. Ян. Огни на курганах: Повести, рассказы. — М. : Советский писатель, 1985. — С. 677—702. — 704 с.
  • Ungurianu D. Plotting history : the Russian historical novel in the Imperial Age. — Madison, L. : The University of Wisconsin Press, 2007. — 335 p. — ISBN 0-299-22500-3.

Ссылки