Битва при Пуатье (732)

Войска Омейядов под командованием

Ход кампании в Аквитании временно затормозился после битвы при Тулузе (721), когда герцог Эд Аквитанский снял арабскую осаду Тулузы, застав армию Аль-Самха ибн Малика врасплох и смертельно ранив самого полководца. Это поражение не остановило наступления на Галлию и арабские силы, крепко утвердившиеся в Нарбонне и легко получавшие снабжение по морю, направили свой удар на север, проникнув до самого Отёна в Бургундии в 725 году.

Находясь под угрозой со стороны

Однако в следующем году Утман ибн Наисса восстал против правителя аль-Андалусии Абд аль-Рахмана, который быстро расправился с мятежом и направил своё внимание против Эда. Абд аль-Рахман привёл огромные силы арабской тяжёлой кавалерии и берберской лёгкой кавалерии, а также войска из всех провинций халифата, стремясь захватить Европу к северу от Пиренеев. По словам одного неназванного арабского очевидца, «Эта армия прошла везде, подобно разрушительной буре». Герцог Эд (некоторыми называемый королём) собрал свою армию в Бордо, но был разбит, а Бордо был разграблен. Побоище христиан в битве при реке Гаронне было ужасным; в «Мосарабской хронике 754 года»^[24] говорилось: «Solus Deus numerum morientium vel pereuntium recognoscat», («Один бог знает счёт убитым»)^[25]. Затем омейядские конники полностью опустошили эту область Галлии, их собственные летописи говорили так: «Правоверные пронеслись через горы, проскакали через холмы и равнины, ворвались в глубину франкских земель и поразили всех мечом, так что сам Эд, когда явился биться с ними на Гаронне, бежал».

Эд Аквитанский обратился к франкам за помощью, которую Карл Мартелл предоставил только после согласия Эда признать верховенство франков.

Видимо, арабы не были знакомы с истинной мощью франков. Их не слишком заботили германские племена, включая франков, и арабские хроники, исторические документы того времени, свидетельствуют о том, что о франках заговорили как о растущей военной силе лишь после битвы при Туре.

Кроме того, арабы не произвели разведку на севере в поисках возможных врагов, поскольку если бы это было не так, то они непременно обратили бы внимание на Карла Мартелла как на силу, с которой необходимо считаться, так как он уверенно господствовал в Европе с 717 года. Это могло бы предупредить их о том, что из пепла Западной Римской империи восстала реальная сила под командованием талантливого полководца.

В 732 году передовые отряды арабов продвинулись на север в направлении Луары, далеко оторвавшись от обоза и основной части армии. По существу, легко подавив всякое сопротивление в этой области Галлии, армия вторжения разбилась на несколько грабительствующих частей, в то время как главные силы продвигались медленнее.

Вероятно, нападение мавров произошло так поздно потому, что люди и лошади были вынуждены питаться тем, что давала им земля по мере продвижения; таким образом, им приходилось ждать, пока созреет пшеница, а затем пока она будет сжата, обмолочена (медленно, ручными цепами) и запасена в достаточном количестве. Чем дальше на север, тем позднее созревает урожай, притом что, хотя люди могли убивать в пищу скот, лошади не едят мяса и нуждаются в зерне.

С военной точки зрения довольно просто объяснить, почему Эд Аквитанский был так легко разгромлен у Бордо и в битве при Гаронне после победы в битве при Тулузе 11 годами раньше. Под Тулузой Эду удалось внезапно атаковать излишне самоуверенного и неподготовленного противника, у которого все оборонительные сооружения были направлены внутрь, в то время как Эд атаковал снаружи. Силы арабов состояли в основном из пехоты, а имевшуюся у них немногочисленную кавалерию не успели мобилизовать. Как писал Герман из Каринтии в одном из своих переводов аль-андалусской истории, Эду удалось осуществить успешное окружение, которое застало осаждающих врасплох, в результате чего мусульманские силы были разгромлены.

Однако и в Бордо, и в битве у Гаронны силы арабов состояли в основном из кавалерии, а не из пехоты, их не удалось захватить врасплох, и, получив возможность построиться для битвы, они уничтожили армию Эда, перебив почти всех его воинов при минимальных потерях у мусульман. В снаряжении всадников Эда, как и в других европейских армиях того времени, отсутствовали стремена, поэтому у них не было тяжёлой кавалерии. Его войско практически целиком составляла пехота. Тяжёлая кавалерия арабов разбила христианских пехотинцев в первом же натиске, а затем перебила их, когда те смешались и бросились в бегство.

Затем войска захватчиков продолжили разорять южную Галлию. Согласно второму продолжателю Фредегара, вероятной причиной было богатство турского аббатства святого Мартина, самой почитаемой святыни в Западной Европе того времени^[7]. Услышав об этом, майордом Австразии Карл Мартелл собрал армию и отправился на юг, избегая старых римских дорог и надеясь захватить мусульман врасплох. Поскольку он намеревался использовать фалангу, ему было необходимо выбрать поле битвы. Успех его плана — найти лесистую возвышенную равнину, построить своих людей и заставить мусульман атаковать — зависел от элемента внезапности.

Судя по всему, вторгшаяся армия была захвачена врасплох, встретив многочисленное, изготовившееся к битве войско на своём пути, на возвышении прямо между ними и Туром. Карл достиг внезапности, к которой стремился. Затем он выбрал начало битвы в оборонительном строе, своего рода каре. Согласно арабским источникам, франки построились большим квадратом между деревьями и на подъёме, так чтобы отразить любой натиск конницы.

В течение семи дней обе армии вели разведку боем, вступая в незначительные стычки. Мавры ожидали прибытия своих главных сил, которые вскоре и подошли, уверенности это им, однако, не прибавило. Абд аль-Рахман, будучи опытным полководцем, тем не менее позволил Мартеллу собрать все свои войска и выбрать место для битвы. Более того, арабам было сложно оценить численность противостоявшего им войска, поскольку Мартелл использовал лес и деревья, чтобы создать впечатление, что его армия больше, чем была на самом деле. Итак, Абд аль-Рахман призвал все свои силы, что позволило ему собрать ещё бо́льшую армию — но это также дало время опытным пехотинцам Мартелла прибыть из отдалённых крепостей по всей Европе. Эта пехота была его главной надеждой на победу. Закалённая в боях, большая часть его армии сражалась под его началом многие годы, некоторые с 717 года. Кроме того, Карл получил подкрепления ополчением, но от него было мало пользы, кроме как для сбора провизии и изматывания мусульман. В отличие от опытного и дисциплинированного регулярного пешего войска, ополчению не доставало обоих этих качеств, потому Мартелл не мог полагаться на него при отражении атак конницы. (На протяжении веков большинство историков были убеждены, что в начале битвы войска мусульман имели двойной перевес в численности). Готовясь к битве, Мартелл поставил всё на карту, уповая на то, что Абд аль-Рахман сочтёт необходимым вступить в битву и проложить путь к разграблению Тура. Никто из них не хотел атаковать — но Абд аль-Рахман чувствовал себя обязанным разграбить Тур, для чего ему пришлось бы буквально пройти через ряды стоявшей перед ним армии франков. Выбор Мартелла оказался решающим, поскольку он вынудил мавров атаковать вверх по склону, преодолевая препятствия рельефа и растительности, что свело на нет естественные преимущества конницы.

Мартелл готовился к этому столкновению с битвы при Тулузе десятилетием раньше. Он прекрасно понимал, что если он потерпит поражение, в Европе не останется более силы, способной защитить Западное христианство. Гиббон, как и другие европейские историки, был уверен, что Мартеллу удалось найти лучший выход из плохой ситуации. Хотя его армия уступала в численности противнику и он мог надеяться только на пехоту, Мартелл располагал закалённым в боях, безоговорочно верившим в него войском. Мартелл добился преимущества в инициативе и избрал поле битвы.

Франки в их волчьих и медвежьих шкурах были хорошо одеты для холодов и имели преимущество в использовании местности. Арабы не были подготовлены к сильным холодам надвигавшейся северной европейской зимы, хотя и имели палатки, отсутствовавшие у франков. Они не хотели атаковать франкскую армию, которую считали численно превосходящей. По сути, арабский полководец хотел выманить франков на открытую местность, в то время как франки, сформировавшие тесный строй на холме среди деревьев, ждали, когда мавры станут подниматься к ним, теряя преимущества конницы. Это была игра в ожидание, которую выиграл Мартелл: битва началась на 7-й день, поскольку Абд аль-Рахман не хотел оттягивать битву бесконечно в свете приближавшейся зимы.

Абд аль-Рахман доверял тактическому превосходству своей кавалерии и посылал её в атаку снова и снова. В этот раз вера арабов в свою кавалерию, вооружённую копьями и мечами, которая принесла им победы в предыдущих битвах, была неоправданна.

Дисциплинированные франкские пехотинцы выдержали все атаки, хотя, согласно арабским источникам, арабская кавалерия несколько раз пробивалась внутрь франкского квадрата. «Мусульманские всадники бросались часто и яростно на батальоны франкских солдат, которые стояли мужественно, и многие пали с обеих сторон»^[26].

Несмотря на это, франки не дрогнули. Воины Мартелла добились того, что считалось невозможным в то время: пехота победила яростную омейядскую кавалерию. Пол Дэвис говорит, что ядром армии Мартелла была профессиональная пехота, одновременно и отлично дисциплинированная, и высоко мотивированная, «прошедшая с ним сражения по всей Европе», подкреплённая ополченцами, которых Мартелл использовал, чтобы держать Омейядов в напряжении и добывать пищу для пехоты^[27]. Мосарабская хроника 754 года гласит: «И в громе сражения люди Севера казались морем, которое невозможно сдвинуть. Твёрдо они стояли, плечом к плечу, выстроившись, как глыба льда; и сильными ударами своих мечей они разили арабов. Собравшись толпой вокруг своего вождя, люди Австразии отражали всё перед собой. Их неутомимые руки пронзали мечами груди врагов»^[28].

Те арабские войска, которые прорвались внутрь фаланги, пытались убить Мартелла, но вассалы окружили его и не расступались. Битва была в самом разгаре, когда, как утверждают франкские историки, по арабским войскам разнёсся слух, что франкские разведчики угрожают обозу с захваченными в Бордо трофеями. Часть арабских воинов немедленно оставила сражение, чтобы вернуться в лагерь и охранять свою добычу. Согласно мусульманским источникам, в разгар второго дня битвы (по франкским источникам, она продолжалась только один день), посланные Карлом разведчики начали грабить лагерь и обоз (включая рабов и награбленную добычу).

По всей видимости, Карл отправил разведчиков, чтобы посеять хаос в главном лагере мавров и освободить максимально возможное количество рабов, надеясь расколоть ряды противника. Это ему удалось, поскольку многие арабские конники вернулись в лагерь. В глазах остальной мусульманской армии это выглядело полномасштабным отступлением, и скоро оно и в самом деле стало таковым. И западные и арабские хроники сходятся в том, что, пытаясь остановить бегство, Абд аль-Рахман оказался в окружении, что и привело к его гибели, а остальные мусульманские войска вернулись в лагерь. «Все воины бежали перед лицом врага, — откровенно писал один арабский источник, — и многие пали в этом бегстве». Франки восстановили свою фалангу и провели ночь в отдыхе, уверенные, что с рассветом битва возобновится.

На следующий день, когда мавры не явились на поле битвы, франки заподозрили засаду. Поначалу Карл был уверен, что мусульмане хотят выманить его с холма на открытую низину. Этой тактики, как было ему известно, он должен был избегать любой ценой; фактически он потратил годы, чтобы обучить свои войска ни при каких обстоятельствах не ломать строй и не выходить на открытую местность. Только после рекогносцировки воинами франкской армии лагеря мавров, — который был так поспешно оставлен, что, согласно арабским и франкским летописям, арабы побросали палатки и направились обратно на Пиренейский полуостров, прихватив всю добычу, которую могли унести, — стало ясно, что под покровом ночи мусульмане отступили.

Принимая во внимание неравенство армий — преимущественно пехотной франкской против берберской кавалерии и арабских конников в латах и кольчугах (у берберов было не такое тяжёлое снаряжение) — Карл Мартелл одержал блестящую победу в обороне. Он сам выбрал место и время битвы и разгромил превосходящие силы неприятеля.

Мосарабская хроника 754 года «описывает битву в бо́льших деталях, чем любые латинские или арабские источники»^[29]. В ней, в частности, говорится следующее:

Когда Абд аль-Рахман преследовал Эвдона, он решил разорить Тур, разрушая дворцы и сжигая церкви. Там он столкнулся с консулом Австразии по имени Карл Мартелл, который, с юности проявив себя искусным воином, был призван Эвдоном. После того как обе стороны досаждали друг другу налётами в течение семи дней, они наконец построили свои порядки и яростно сразились. Северяне стояли неподвижно, как стена, держась друг за друга, подобно леднику в северных горах. В мгновение ока они мечами уничтожили арабов. Австразийцы, превосходя числом и вооружением, обнаружили правителя Абд аль-Рахмана и убили его ударом в грудь. Но внезапно, завидев неисчислимые палатки арабов, франки презренно вложили мечи в ножны и отложили битву на следующий день, поскольку ночь спустилась за время битвы. Поднимаясь из своего лагеря на рассвете, европейцы видели палатки и шатры арабов, расположенные в точности, как днём раньше. Не зная, что они пусты, и думая, что внутри готовые к битвы силы сарацинов, они послали офицеров на разведку и обнаружили, что все силы исмаилитов бежали. И действительно, они бежали под покровом ночи тесным строем и вернулись в свою страну.

— Вольф (перевод), Хроника 754 года, с. 145

Отчёт об итоге битвы, стилизованный окружением Карла Мартелла для четвёртой книги хроники продолжателей Фредегара:

Принц Карл смело повёл свои ряды против них [мавров], и воин бросился на них. С Христовой помощью он опрокинул их палатки и поспешил стереть их с лица земли. Поскольку был убит король Абдирама, он уничтожил [их], послав армию вперёд, он сразился и победил. Таков был триумф победителя над его врагами.

— Фуракр, Продолжатели Фредегара, с. 149

Этот источник затем уточняет, что «он [Карл Мартелл] сошёл на них, как великий воитель» и, далее, «развеял их, как солому».

Считается, что принадлежащая Беде Достопочтенному Historia Ecclesiastica Gentis Anglorum (Глава XXIII), содержит упоминание о битве при Пуатье: «…зловредная сарацинская чума разоряла Францию прискорбным кровопролитием, но вскоре в той стране они получили по заслугам за своё бесчинство».^[30]

Абд аль-Рахман был хорошим полководцем, но он не сумел сделать двух вещей. Гиббон ставит во главу угла то, что он не сразу пошёл против Карла Мартелла, и тот захватил его врасплох у Тура, так как направился через горы, избегая дорог, чтобы достигнуть эффекта внезапности. Таким образом хитроумный Мартелл сам выбрал время и место столкновения двух сил:

• Абд аль-Рахман либо надеялся, что франки не придут на помощь своим аквитанским соперникам, либо не беспокоился об этом и таким образом не смог правильно оценить противостоящие ему силы до вторжения.
• Он не разведал передвижения франкской армии и Карла Мартелла.

Если бы он предпринял хотя бы один из этих шагов, ему удалось бы удержать свою лёгкую конницу от разорения южной Галлии и сразу же всеми силами пойти против франков. Эта стратегия нейтрализовала бы все преимущества, которые Карл имел в битве при Туре:

• Захватчиков не отягощала бы добыча, сыгравшая столь роковую роль в битве.
• Они не потеряли бы ни одного воина в боях, которые вели до Тура (хотя при захвате Аквитании они понесли незначительные потери, тем не менее эти потери могли решить исход битвы при Туре).
• Они могли бы обойти таких не самых сильных противников, как Эд Аквитанский, которых они могли бы разбить потом в удобное время, обретя реальную силу в Европе и хотя бы отчасти выбрав поле битвы.

Хотя, по мнению некоторых военных историков, оставлять врага у себя в тылу не очень разумно, монголы доказали, что непрямая атака и уклонение от боёв со слабыми противниками, чтобы сначала уничтожить сильных, даёт вторжению сокрушительный эффект. В рассматриваемом случае эти слабые противники практически не представляли опасности, принимая во внимание ту лёгкость, с которой разбили их мусульманские войска. Реальной угрозой был Карл и то, что мусульмане не позаботились разведать обстановку в Галлии, привело их к катастрофе.

Как считает историк Эдвард Кризи, со стратегической точки зрения для мусульман было бы самым разумным отказаться от битвы, возвратиться назад с добычей, выставить гарнизоны в захваченных городах Западной Галлии и вернуться в тот момент, когда они могли бы встретиться с Мартеллом на более удобном для них поле битвы, где возможно было бы реализовать огромное преимущество тяжёлой конницы. Кроме того, всё могло сложиться иначе, если бы мусульманские силы не вышли из-под контроля. И западные, и арабские историки соглашаются в том, что битва была ожесточённой и что тяжёлая конница арабов прорвала фалангу, но при этом франкам удалось удержать строй.

Карл не мог сидеть сложа руки, когда землям франков грозила беда. Рано или поздно ему пришлось бы столкнуться с армией Омейядов. Его люди были взбешены полным разорением Аквитании и рвались в бой. Но Кризи отмечает, что

Генри Галлам и Уильям Уотсон утверждают, что если бы Мартелл проиграл, то в Западной Европе не осталось бы военной силы, способной её защитить. Возможно, Галлам выразил эту мысль лучше всех: «Её [битву при Туре] можно с уверенностью поставить в ряд с теми немногими сражениями, противоположный исход которых изменил бы драму мировой истории во всех её последующих актах: с битвами при Марафоне, Гавгамелах, Метавре, Шалоне и под Лейпцигом»^[32].

Стратегически и тактически Мартелл принял наилучшее решение из возможных, дождавшись того момента, когда враг менее всего ожидал его вмешательства, и подойдя скрытно, чтобы застать врага врасплох на выбранном поле битвы. Вероятно, и он сам, и его люди не понимали важности битвы, которую только что выиграли; как говорит Мэтью Беннет с соавторами в «Средневековой технике сражений» (2005), «немногие битвы запоминаются на 1000 лет… Но битва при Туре является исключением… Карл Мартелл повернул вспять вторжение мусульман, которые могли захватить Галлию, если бы не были остановлены».

Армия арабов откатилась на юг за

Несмотря на это, Омейяды продолжали владеть Нарбонной и

Не желая связывать свою армию осадой, которая могла продолжаться годы, и считая, что не перенесёт потерь при фронтальном ударе всеми силами, как было при

Внук Мартелла Карл Великий стал первым христианским государем, который начал то, что впоследствии получило название Реконкисты. На северо-востоке Испании за Пиренеями, на территории нынешней Каталонии, он учредил Испанскую марку, отвоевав Жирону в 785 и Барселону в 801 году, чем создал буферную зону между собой и мусульманскими землями к югу от Пиренеев. Историк Джон М. Робертс в 1993 году написал о династии Каролингов^[34]:

«Она произвела на свет Карла Мартелла, воина, который повернул вспять арабов у Тура, и сподвижника святого Бонифация, крестителя Германии. Это немаловажный двойной след, оставленный им в истории Европы».

В 735 году новый правитель Андалусии снова вторгся в Галлию. Антонио Сантосуоссо^[35] и другие историки описывают, как андалусский правитель Укба ибн аль-Хаджадж снова двинулся во Францию, чтобы отомстить за поражение у Пуатье и распространить ислам. Сантосуоссо отмечает, что Укба ибн аль-Хаджадж обратил в ислам около 2 тыс. христиан, которых захватил за свою жизнь. В последней попытке вторгнуться в Галлию он собрал в Сарагосе значительную армию, которая в 735 году вошла на земли, ныне принадлежащие Франции, пересекла Рону и захватила и разграбила Арль. Оттуда он ударил в самое сердце Прованса и занял Авиньон, несмотря на оказанное ему сильное сопротивление. Силы Укбы ибн аль-Хаджаджа оставались на франкской территории ещё около четырёх лет, дойдя до Лиона, Бургундии и Пьемонта.

Карл Мартелл снова поспешил на помощь и возвратил большую часть потерянных территорий в кампаниях 736 и 739 года, кроме Нарбонны, которая окончательно пала только в 759 году. Алессандро Сантосуоссо утверждает, что вторая арабская экспедиция представляла бо́льшую опасность, чем первая. Провал второй экспедиции положил конец любым серьёзным попыткам мусульман проникнуть за Пиренеи, хотя отдельные набеги продолжались. Планы дальнейших крупномасштабных наступлений были сорваны из-за внутренних раздоров на землях Омейядов, которые часто создавали себе врагов из своих же соотечественников^[36].

Исторические взгляды на эту битву как на Востоке, так и в особенности на Западе, делятся на три основные группы. Западные историки, начиная с Мосарабской хроники 754 года, подчёркивали макроисторическое влияние битвы, как, например, Продолжатели Фредегара. Высказывалось мнение, что Карл Мартелл фактически спас христианство, а Гиббон и его поколение историков полагали, что битва при Туре, безусловно, явилась решающей для истории.

Современные историки по существу разбились по данному вопросу на два лагеря. Первый лагерь в основном соглашается с Гиббоном, тогда как второй утверждает, что значение битвы существенно переоценено: она превращена из набега крупными силами в нашествие, а её исход — из простого раздражителя для халифата в сокрушительный разгром, закончивший эпоху мусульманских завоеваний. Однако в первый лагерь, разделяющий мнение о макроисторической важности битвы, также входят учёные, придерживающиеся умеренных взглядов на значение битвы и не разделяющие эффектную риторику Гиббона. Наиболее ярким представителем этой школы является Уильям Уотсон, который считает, что битва имела макроисторическую важность, как будет более подробно рассмотрено ниже, но анализирует её с военной, культурной и политической точек зрения, а не рассматривает её с классической точки зрения «мусульманско-христианской» конфронтации.

Арабские историки на Востоке шли по схожему пути. Сначала битва считалась катастрофическим поражением, затем это мнение постепенно исчезло из арабских хроник и в настоящее время свелось к дебатам о том, было ли это второстепенное поражение на фоне провала

Первая волна настоящих историков новейшего времени, особенно изучавших Рим и средневековье, таких как

Гиббон был не одинок, восхваляя Мартелла как спасителя христианства и западной цивилизации. Герберт Уэллс в своей работе «Краткая история мира» (глава XLV «Развитие латинского христианства») сказал:

Век спустя Гиббону вторит бельгийский историк Годфруа Курт, который писал, что битва при Пуатье «должна навсегда остаться в числе важнейших событий мировой истории, поскольку от её исхода зависело, сохранилась бы христианская цивилизация или во всей Европе возобладал бы ислам»^[38].

Немецкие историки наиболее страстно превозносили роль Мартелла. Шлегель рассуждает об этой «величественной победе»^[39] и далее говорит, что «сила Карла Мартелла спасла и избавила христианские народы Запада от смертельной хватки всеразрушающего ислама». Кризи цитирует мнение Леопольда фон Ранке, говорившего, что этот период был

.

Немецкий военный историк Ганс Дельбрук сказал об этой битве: «В истории мира не было более важного сражения» (Вторжения варваров, с. 441.). Если бы Мартелл пал, утверждал

Американский историк Джон Хаарен в «Великих людях средневековья» говорит: «Битва при Туре, или Пуатье, как её следовало бы называть, считается одной из решающих битв в мире. Она определила, что христиане, а не мусульмане, должны править Европой. Карла Мартелла особенно превозносят как героя этой битвы». Ирландский историк Джон Багнелл Бери писал в начале XX века: «Битву при Туре <…> часто изображают событием первой величины в мировой истории, поскольку после неё проникновению ислама в Европу было окончательно положен конец»^[42].

Но, как мы увидим ниже, мнение сегодняшних историков о значении битвы и том месте, которое она должна занимать в ряду важнейших исторических сражений, явно разделились.

Восточные историки, как и их западные коллеги, не всегда соглашались по поводу важности битвы. По мнению Бернарда Льюиса, «Арабские историки, если и упоминали это сражение <битву при Туре>, то представляли её лишь незначительной стычкой»^[43]; а Густав фон Грюнебаум пишет: «Это поражение могло быть важным с точки зрения европейцев, но для мусульман в то время, которые не видели в нём серьёзной угрозы единому плану, оно не имело особого значения»^[44]. Тогдашних арабских и мусульманских историков и летописцев намного больше интересовала

Марокканский автор XIII века ибн Идари аль-Марракуши упоминает эту битву в своей истории Магриба «Аль-Баян аль-Мугриб фи Акбар аль-Магриб». Согласно ибн Идари, «Абд ар-Рахман и многие его люди нашли мученическую смерть на балат аш-Шуадаи (пути мучеников)». Антонио Сантосуоссо отмечает в своей книге «Варвары, мародёры и неверные: обычаи средневековых войн» на с. 126: «Они [мусульмане] называли место сражения — дорогу между Пуатье и Туром — „мостовой мучеников“». Однако, как пояснял Генри Коппе, «Такое же название было дано битве при Тулузе и применялось ко многим другим полям битв, где мусульмане потерпели поражение: они всегда были мучениками за веру»^[45].

Американский историк

Бернард Грюн так оценивает битву в «Расписании истории», переизданной в 2004: «В 732 году победа Карла Мартелла над арабами в битве при Туре разбила волну их нашествия на Запад»[47].

Историк Майкл Грант, профессор гуманитарных наук Эдинбургского университета и автор Истории Рима, причисляет победу при Туре к макроисторическим вехам романской эпохи. Историк

Военный историк Роберт Мартин считал битву при Туре «одним из самых решающих сражений всей истории»[49]. Кроме того, историк Хью Кеннеди^[50] говорит: «Она, безусловно, сыграла важную роль в установлении власти Карла Мартелла и Каролингов во Франции, но также имела серьёзные последствия для мусульманской Испании. Она провозгласила конец экономики „ганима“ (грабежа)»^[51].

Военный историк Пол Дэвис утверждал в 1999 году: «Если бы мусульмане одержали победу при Туре, трудно предположить, какой народ Европы мог бы организовать им отпор»^[52]. Также и Джордж Брюс в своём дополнении к классическому военно-историческому «Словарю битв» Харботтла говорит, что «Карл Мартелл, разбив мусульманскую армию, фактически положил конец попыткам мусульман захватить Западную Европу»^[53].

Антонио Сантосуоссо предлагает интересное современное понимание Мартелла, битвы при Туре и последовавшей кампании против сына Рахмана в 736—737. Сантосуоссо убедительно обосновывает то, что все последующие поражения мусульманских армий имели по меньшей мере такое же значение, как и битва при Туре, для защиты западной цивилизации и сохранения западного монашества, так как монастыри были образовательными центрами, которые окончательно вывели Европу из Средневековья. Он также выдвигает веский аргумент на основе изучения арабских историков того периода о том, что это были захватнические армии, посланные халифом не просто ради отмщения за Тур, но и для начала завоевания Западной Европы и присоединения её к Халифату.

Другие историки не согласны с такой оценкой. Алессандро Барберо^[54] пишет: «В наше время историки склоняются к тому, чтобы преуменьшать значение битвы при Пуатье, указывая на то, что цель арабских сил, разгромленных Карлом Мартеллом, состояла не в завоевании франкского королевства, а лишь в разграблении богатого монастыря святого Мартина в Туре»^[55]. Подобным же образом Томаш Мастнак^[56] пишет:

Ливано-американский историк Филип Хитти полагал, что «В реальности на поле сражения при Туре ничего не решилось. Мусульманская волна, уже находившаяся за тысячу миль от своей исходной точки у Гибралтара — не говоря уже о её базе в Аль-Кайраване — уже исчерпала себя и дошла до своего естественного предела»^[58].

То мнение, что битва не имела никакой исторической важности, подытожил Франко Кардини^[59], который сказал в книге «Европа и ислам»:

В своём вступлении к «Спутнику читателя о мировой истории» Роберт Коули и Джеффри Паркер подводят итог мнению современных сторонников такого взгляда на битву при Туре: «Изучение военной истории в последние годы претерпело радикальные перемены. Старый подход под барабанную дробь и фанфары уже не годится. Такие факторы, как экономика, снабжение, разведка и технологии, заняли то место, которое раньше отводили только битвам, кампаниям и подсчёту людских потерь. Такие слова, как „стратегия“ и „операция“, приобрели смысл, которого не имели ещё поколение назад. Новые подходы и исследования изменили наше отношение к тому, что раньше казалось самым важным. Например, некоторые сражения, которые Эдвард Кризи перечислил в своей знаменитой книге 1851 года „15 решающих сражений мира“, вряд ли достойны упоминания, и столкновение между мусульманами и христианами в 732 году, когда-то считавшееся переломным событием, теперь низведено до положения массированного набега»^[61].

Некоторые современные историки и авторы в других областях соглашаются с Уильямом Уотсоном и продолжают утверждать, что битва явилась одним из поворотных моментов мировой истории. Профессор религии Хьюстон Смит говорит в книге «Мировые религии: великие традиции мудрости»: «Если бы не разгромная победа Карла Мартелла при Пуатье в 732 году, весь западный мир мог бы сегодня быть мусульманским». Историк

Консервативный военный историк Виктор Дэвис Хансон разделяет его взгляд на макроисторическое значение битвы:

Пол Дэвис, другой современный историк, который обращается к обеим сторонам дискуссии по поводу того, действительно ли битва определила дальнейшее направление истории, как утверждает Уотсон, или являлась сравнительно малозначащим набегом, как пишет Кардини, говорит: «Спас ли Карл Мартелл Европу для христианства или нет, это повод для споров. Однако в чём нет сомнений, это в том, что его победа обеспечила владычество Галлии в течение более чем века»^[63].

• Arabs, Franks, and the Battle of Tours, 732: Three Accounts from the Internet Medieval Sourcebook (англ.)
• Ian Meadows, «The Arabs in Occitania» (англ.)
• Poke’s edition of Creasy’s 15 Most Important Battles Ever Fought According to edward shepherd creasy Chapter VII. THE BATTLE OF TOURS, A.D. 732 (англ.)
• Medieval Sourcebook: Arabs, Franks, and the Battle of Tours, 732: Three Accounts (англ.)
• Medieval Sourcebook: Anon Arab Chronicler: The Battle of Poitiers, 732 (англ.)
• History of Europe: The Battle of Tours (англ.)

Некоторые внешние ссылки в этой статье ведут на сайты, занесённые в спам-лист. Эти сайты могут нарушать авторские права, быть признаны неавторитетными источниками или по другим причинам быть запрещены в Википедии. Редакторам следует заменить такие ссылки ссылками на соответствующие правилам сайты или библиографическими ссылками на печатные источники либо удалить их (возможно, вместе с подтверждаемым ими содержимым). Список проблемных ссылок militaryhistory.about.com/b/a/041971.htm militaryhistory.about.com/b/a/118230.htm militaryhistory.about.com/b/a/041971.htm