Эта статья является кандидатом в избранные

Мокошь

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Мокошь
церк.-слав. Мокошь, Мокъшь
Двадцать пятый лист Лаврентьевской летописи с упоминанием киевского пантеона, 1377
Двадцать пятый лист Лаврентьевской летописи с упоминанием киевского пантеона, 1377
Восточнославянская богиня
Мифология восточнославянская
Часть славянское язычество
Тип божество
Толкование имени «мокрая»
Пол женский
Культовый центр Киев
Происхождение предположительно,
праславянское
Первое упоминание «Повесть временных лет» начала XII века в сохранившемся списке XIV века[к. 1]
Отождествления Мать — сыра земля
Логотип Викисклада Медиафайлы на Викискладе

Мо́кошь (церк.-слав. Мокошь, Мокъшь) — восточнославянская богиня, которая, согласно реконструкции от этимологии, была богиней земли, вод и плодородия и позже, по мнению большинства исследователей, получила отражение в былинах и заговорах как Мать — сыра земля. Другая реконструкция была произведена на основе этнографии: в конце XIX века зафиксировано диалектное имя кикиморы Мо́куша или Мокоша́ и предложено отождествление между ней и Мокошью, а связь с кикиморой объясняется демонизацией богини. В итоге ей были приписаны различные функции: любви, рождения, связь с ночью, луной, прядением, овцеводством и женским хозяйством. Через функцию прядения Мокошь была отождествлена с европейскими богинями прядения и судьбы, из-за чего ей была добавлена ещё и функция судьбы. Последующие исследователи заметили, что функция прядения никак не связывается с её этимологией и не могла быть основной.

Деревянный идол Мокоши вместе с другими божествами был установлен князем

праславянской
древности богини.

Получило широкое распространение мнение, что культ Мокоши перешёл на народно-христианскую Параскеву Пятницу, связанную с водой и прядением, и из чего возникло другое мнение о пятнице, как о дне богини и о популярности Мокоши среди женщин в христианскую эпоху. Дальнейшие исследования подвергли сближение с Параскевой критике, поскольку элементы её культа имеют христианские корни. Предположение, что пятница была днём, посвящённым Мокоши, также было подвергнуто критике.

Лингвистами

вышивках
XIX века. Обе реконструкции были подвергнуты научной критике. Предложенное Рыбаковым произношение имени богини как «Макошь» является ложным.

Имя

Имя Мокоши указывает на сочетание земли с водой[1], плодородную влагу[2]. «Мокрый луг» Ф. А. Васильева, 1872. Третьяковская галерея

В

М. Фасмер считают позицию Ягича ложной[18][20]
.

По словам лингвиста М. Лучиньски, теоним мог появиться только после III века н. э. из-за присутствующего в нём звука «š», возникшего в славянских языках в рамках

В. М. Мокиенко понимает теоним как происходящий от слова, обозначавшего «сырое, болотистое место»[22]. Лучиньски, Топоров и Иванов считают теоним Мокошь лишь последующим эпитетом, заменившим первичное неизвестное имя божества[14][21]. Этимология сопоставляется Ивановым и Топоровым с литовским makusyti, «слякотить», «ходить по грязи, по-мокрому»; makasyne, «слякоть», «грязь», «мешанина», «неразбериха»[6]
.

Фасмер, а также ряд современных исследователей рассматривают Мокошь как

А. Гейштор комментирует, что связь с Матерью — сырой землёй разделяют большинство исследователей[28]. Также Мокиенко и Ловмянский предлагают связь с дождём[23][29]
.

Лингвист

В. П. Калыгин сближал Мокошь с ирландской богиней Махой, что, по его мнению, изначально имела основной своей функцией плодородие, а её теоним происходил от *mokosiā, что «в точности соответствует имени славянской богини Мокоши»[33], но кельтолог Г. С. Ольмстед выводит теоним Махи из пракельтского *magos, «равнина, поле»[34]
.

Устаревшие и сомнительные этимологии

Славист

балтскими языками. По его мнению, теоним Мокошь имеет когнат в литовском языке в словах makstyti, «плести»; meksti, «вязать»; makas, «кошелёк»[35], связанные с русским «мошна»[36] и, таким образом, в праславянском теоним происходил от *mokos-, «прядение», «плетение». Топоров и Иванов, будучи сторонниками этимологии влаги, «реабилитируют» этимологию Ильинского, усматривая связь в литовских корнях, содержащихся словах mazgas, «узел»; megzti, «вязать», «завязывать» с mazgoti, «мыть»[14]. «Этимологический словарь славянских языков» и лингвист М. Пуканек называют этимологию Ильинского гипотетической[6][37]
.

Археолог

ЭССЯ[35], Топоров, Иванов отвергают этимологию Рыбакова[40]
.

По мнению слависта

Г. Ловмянский, не сомневающийся в славянской этимологии, признаёт демона Мокша, скорее всего, созвучием[44], либо, по мнению Гейштора, был сам заимствован финнами у славян[45]. В дальнейшем историк Н. Ф. Мокшин[myv] и филолог Зубов отрицали финно-угорское происхождение Мокоши[13]. Топоров, Иванов[40] и ЭССЯ разделяют аналогичную точку зрения[35]. Историк М. А. Васильев считает, что связь с финским этнонимом Мокша — случайное созвучие[26], а сама «принадлежность Мокоши к славянскому язычеству бесспорна»[46]
.

Сомнительными выглядят этимологии от

В. Пизани, рассматривающего теоним как сложносоставное слово из корней mot-, «мотать» и -kos, «корзина для зерна»[28]
.

Ономастика

Болотный коростель в словенском также имеет название mokoš, а в русских говорах — «чёртова курица»[47]
Современный герб деревни Мокошин[cz] в Чехии[48], чьё название может происходить от имени Мокоши

Существуют данные

Собственное имя «Мокоша», «Макоша Хлопун» зафиксированное в Пскове в писцевой книге 1585 года и принадлежащее пушкарю[50]
.

С. Урбанчик считает соотношение топонимов с Мокошью сомнительным[60]
.

Топоров связывает с Мокошью созвучного персонажа словенской сказки под именем Mokoška, Mokuška, Мокошка

Д. Трстеньяком, которую он слышал от Р. Г. Паффа[sl] в Нижней Штирии. Запись Трстеньяка 1855 года[63]
:

Ламваберль жила в Грюнау, болотистом месте недалеко от площади Сент Флорьян[en], рядом с Ложницей[sl], что часто затапливалось. Археологические артефакты подтверждают, что в древности это место возделывалось. Сейчас на этом месте находится одинокая усадьба, но когда-то здесь стоял замок Мокошки, в котором жила языческая принцесса. Замок был окружен вечно зелёными садами. Иногда она помогала людям, но иногда и вредила им; особенно часто она забирала с собой детей. В конце концов Бог наказал её. В штормовую ночь замок и все его сады погрузились под землю. Но Мокошка не была обречена. Она продолжала появляться, скрываясь под различными женскими обличьями. Она по-прежнему уносит детей, особенно тех, кто остался без внимания родителей[62][63].

Исторические источники

Древнерусские источники

Мокошь упоминается в известии 980 года «Повести временных лет» начала XII века, чей самый ранний список обнаружен в составе Лаврентьевской летописи 1377 года[64][65]. Фрагмент:

И стал

земля Русская и холм тот[66]. <…> В год 6491 (983). Пошел Владимир против ятвягов, и победил ятвягов, и взял их землю. И пошел к Киеву, принося жертвы кумирам с людьми своими[67][68]
.

В

Л. С. Клейн отрицает существование реформы, считая данное событие лишь восстановлением язычества: водружение кумиров состоялось сразу после убийства Ярополка, имевшего симпатии к христианству и проводящего прохристианскую политику[73], и вокняжением Владимира. Идол самого Перуна уже стоял на холме в Киеве при князе Игоре[74][75]
.

В прошлом обсуждался вопрос о фрагменте текста о «приводе своих сыновей и дочерей», отражающего либо человеческие жертвоприношения или лишь указание на участие в обряде[76]. Современные исследователи рассматривают текст начиная с «И приносили» кончая «и холм тот» и дальше по летописи как переработку стихов псалма 105[en][к. 3][69][78][79]. Не смотря на это, Васильев всё же считает существование частых человеческих жертвоприношений киевскому пантеону историческим фактом[76], но по мнению историка П. В. Лукина вопрос человеческих жертвоприношений, как и самой реформы дискуссионен[80], и летописный текст о реформе Владимира является лишь переделкой Хроники Георгия Амартола, где упоминается создание шести кумиров божеств с ведущей позицией Бельфегора, и одним женским персонажем — Астартой. Материалами идолов согласно Хронике являлись золото и серебро, и упоминается осквернённая земля[81]. Лукин приходит к выводу, что рассказ о пантеоне Владимира и человеческих жертвоприношениях является летописной конструкцией созданной в 70-х годах XI века, а сами имена божеств были взяты из устной традиции известной летописцу[82].

Среди божеств, установленных Владимиром, Мокошь была единственной богиней

Б. А. Тимощук, «сведения о человеческих жертвоприношениях у восточных славян <…> вряд ли можно рассматривать как наветы и пропаганду против язычества»[90] и что «в обычае человеческих жертвоприношений у славян нельзя видеть какой-то особой жестокости. Эти жертвы были обусловлены мировоззрением того времени и применялись для пользы и спасения общества»[91]. Человеческие жертвоприношения проводились при определённых обстоятельствах, и наиболее распространёнными являлись бескровные жертвы[92]
.

После того как Владимир

Б. А. Рыбаков считал это сооружение местом киевского пантеона, утверждая, что в нём «чётко обозначены пять выступов разного размера: один большой — в середине, два меньших — по бокам и два совсем маленьких — около боковых выступов…». Дальнейшие исследователи критически отнеслись к заявлению Рыбакова[96]. Само капище археологами найдено не было[97], как и любые свидетельства человеческих жертвоприношений в Киеве[98]
.

После принятия христианства появились различные Слова и Поучения направленные против старой религии[99]. В частности, «Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере» созданное, по мнению большинства исследователей, в середине XI века. Исключением является Мансикка, утверждающий, что Слово написано в XIV веке[100], и Русанова с Тимощуком, датирующие XII веком[101]. Само Слово имеется в двух редакциях: краткой, первоначальной и пространной, более поздней[102]. Фрагмент из редакции списка Паисевского сборника конца XIV века[103][104]:

Как

рожаницам и всем им подобным[106][107]
.

Славист

В. Я. Петрухин приходит к выводу, что вставка с упоминанием божеств появилась не раньше XII века[112]. Поскольку имя Симаргла написано как Сим и Регл, автор Слова, возможно, не понимал, о каких персонажах речь[110]
.

Мокошь упоминает древнерусское произведение «

Григория Назианзина, именуемого Григорием Богословом. Неизвестный древнерусский автор использовал осуждение греческих богов, дополнив его обличительным текстом о славянских богах. Ранняя редакция Слова сохранилось в трёх списках XV века и различно датируется разными исследователями: 1060-е годы (Аничков), XII век (Ловмянский, Рыбаков), а также датировки, считающиеся Васильевым маловероятными[114]: конец XIII — начало XIV века (слависты И. И. Срезневский, Гальковский), XIV век (Мансикка)[115]. По мнению Рыбакова, «Слово Григория» было непосредственным переводом, но Данилевский указывает, что Слово отражает греческий оригинал лишь частично[115]. Оригиналом является «Слово на Богоявление»[114][116]. Данилевский отмечает, что точно неизвестно, каким именно вариантом текста Григория Богослова пользовался сам древнерусский автор[115]. Неизвестно и насколько достоверны сведения о славянских богах в Слове[115]. Фрагмент по рукописи Новгородской Софийской библиотеки №1295 XV века[117]
:

Этим же богам жертву приносят и кладут и славяне: вилам и Мокоши, Диве, Перуну, Хорсу, роду и рожаницам, упырям и берегиням, и Переплуту, и, вертясь пьют ему из рогов. <…> А всем языческим сквернейшее проклятие — таврское резание детей-первенцев идолам. Спартанских жертвенная кровь, получаемая от ран, — это их наказание, — ею же мажут Екатью-богиню, которую считают девою. И Мокошь чтут, и Килу, и Малакию, то есть ручной блуд очень почитают, говоря: Буякини![117][118]. <…> После же святого Крещения Перуна бросили, а к Христу, Богу нашему, приобщились. Но и ныне по окраинам молятся проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, и вилам, и делают это тайно[119][120].

Мансикка отмечает, что значение термина «Дива» неизвестно. Возможно, это буквальный перевод

А. Брюкнер отверг сближение Мокоши с малакией, так как из текста следует, что это две разные вещи[128]. По мнению Мансикки, «и Мокошь чтут и Килу» является вставкой, сделанной на основе созвучия Мокоши с малакией[129]. Слово «Килу» Данилевский буквально переводит как «грыжа»[130], но сам считает, как и ряд других учёных, что более вероятно считать это искаженным словом «вилу»[37][131]. Гальковский усматривал в буякинях вил, которых связывал с Мокошью[108]. Термин «буякини» связывается Клейном со словами «буй», «буйвище», то есть «погост», «кладбище»[127], и под буякинями, если это не ошибка переписчика, Клейн понимает участниц покойницких игр, практиковавших оргиастические ритуалы. В реконструкции Клейна Перун был умирающим и воскрешающим богом[132], и эти игры были святочной драмой воскрешения мёртвого бога или его воплощения, а целью буякинь был не онанизм, а добывание спермы в ритуальных целях[127]. Но Данилевский указывает: в греческом оригинале написано «чтя негу и неустрашимость», где последнее слово было переведено как буесть, «храбрость», а форма «буякини» появилась лишь в результате созвучия[130]. Аничков считает текст состоящим из поздних вставок[133]
.

Филолог Н. В. Тихонравов в четвёртом томе Летописей русской литературы и древностей приводит текст «Вопрос, что есть требокладенье идольское» в Московской Синодальной рукописи № 954 XIV века, л. 33 об. Гальковским этот текст не был найден, и он сделал вывод, что: либо Тихонравов ошибся, либо номера рукописей были изменены[134]. Фрагмент:

Не язычникам говорит, но крестьянам. Многие от христиан трапезы ставят идолам и наполняют черпала бесам. Кто эти идолы? Первый идол рожаницы. О них же великий пророк

Исайя говорит, громко вопя: О, горе ставящим трапезу рожаницам, и исполняющим черпания демонам! <…> Вторую (трапезу ставят) вилам и Мокоши, да ещё не явно молят, а тайно призывают идоломольцы-бабы; тоже творят не только люди бедные, но и жёны богатых мужей. Это есть очень злое, использовать тропарь святой Богородицы в идольской трапезе[к. 4][135]
.

Лингвисты

контаминационной вставкой, близкой к Слову Григория[137]
.

Сочинение «Слово Златоуста о том, как первые язычники веровали в идолы» является компиляцией и основано, в частности, на Слове Григория[138]. Предположительно датируется рядом историков XIII веком[139][140], а по мнению историка Д. А. Казачковой — концом XI века[139] и известно из Новгородской Софийской рукописи № 1262[138] XIV—XV веков[140] и других списков. Фрагмент по древнейшему из них[141]:

Горе вам <…> человеки, забывшие страх божий (своим) небрежением, и отступившие от Крещения, и приступившие к идолам, и начавшие поклоняться молнии и грому, и солнцу, и луне, а другие — Перуну, Хорсу, вилам и Мокоши, упырям и берегиням, которых называют тридевять сестриц, а иные в Сварожича веруют, и в Артемиду. Всем им невежественные люди молятся и кур режут[142].

В «Проложном Житии Владимира» сохранившемся в болгарском древнейшем списке XIII века после рассказа о крещении Владимира в Корсуни, говорится: «И пришёл в Киев, избив идолов: Перуна, Хурса, Дажьбога и Мокошь и прочих кумиров»[к. 5]. Произведение восходит к «Повести временных лет»[144].

В Ипатьевской летописи под записью 1071 года говорится, что «в те же времена» в Киев пришёл волхв, к которому явились пять божеств. Он утверждал, что через пять лет Днепр потечёт вспять, а русская земля «переступит» на греческую[145]. Исследователи отождествили этих божеств с киевским пантеоном, где, по их мнению, было шесть божеств. Объясняя это противоречие, Аничков исключил из этого списка Мокошь, поскольку считал её заимствованным божеством[146]. Ловмянский также Мокошь, поскольку придерживался мнения, что она изначально была демоном и добавлена позже во Владимировский пантеон[147], Рыбаков — Симаргла. Васильев объясняет это тем, что Даждьбог носил двойное имя Даждьбог-Хорс[145]. Но Петрухин считает, что предсказание волхва в Киеве связано не с пережитками язычества, а с событиями 1068—1069 годов, когда восставшие крестьяне угрожали князьям, что сожгут город и уйдут в греческую землю. Пять богов же являются пятью планетами, на чьё астрологическое расположение и ссылался волхв[148].

В летописной редакции «Сказания о Мамаевом побоище», написанное, возможно, в начале XV века, описывается поражение Мамая: «Безбожный <…> царь Мамай, видев свою погибель, начал призывать своих богов: Перуна, Салавата, Мокоша и Гурса»[к. 6]. В основной и в распространённой редакциях Сказания бог Мокош отсутствует. Васильев отмечает, что перечень богов наиболее близок к их перечню в «Слове некоего христолюбца»[149]. Здесь форма имени Мокоши дана в мужском роде[10].

Источники XVI—XVII веков

Христианское изображение Мокоши из книги Георга Шлейссинга «Древняя и современная религия московитов», 1698[150]

Существуют польские хроники, относящиеся к восточнославянскому язычеству и упоминающие Мокошь, но исследователи считают их вторичными

М. Кромера Мокошь упоминается среди прочих богов как Mocosl[151]. В Хронике историка М. Стрыйковского, вышедшей в 1582 году, в списке богов, чьи имена переданы в искажённом виде, Мокошь отражена как Makosz. Мансикка отмечает, что сама хроника была составлена на основе других польских источников и содержит «некоторые фантазии и выдумки»[151]
.

Согласно одному из исповедальных вопросов в «Уставе преподобного Саввы» XVI века, священник должен был спросить: «Блудила ли с бабами богомерзкими и молилась ли вилам и роду, и роженицам, и Перуну, Хорьсу, Мокоши, пила и ела?»

знахарка[41][154][155]. Аничков объяснял это с помощью слова «мо́кшить», «выпрашивать, канючить» перешедшее в «заклинать», «ворожить»[154]. По утверждению этнографа Е. В. Барсова в имеющегося у него «Худом сельском номоканунце» вопрос звучал как «Не ходила ли к Мокоше?»[к. 9][156]. Шахматов приводит неизданное «Слово о начале русской земли» в списке XVI века Румянцевского музея № 358, где встречается выражение: «и приехал князь Владимир сокрушить идолы Мокошь и прочих»[к. 10][157]
.

Произведение, датируемое из сборника XVI века, названное публикатором Срезневским «Поучением духовным детям», а историком

Д. О. Шеппингом
— «Словом святого Иоанна Златоуста» содержит следующее наставление:

Мансикка считает, что имена мифологических персонажей вставлены из некоего сочинения для обличения язычников, близкое к «Слову святого Григория»[158].

Статья «О идолах Владимира» из Пискаревской рукописи № 153 конца XVII века перечисляет идолов, установленных Владимиром. Произведение не является оригинальным и древним, за его основу была взята статья «О идолах» из «Киевского синопсиса» предположительно созданного историком Иннокентием Гизелем[159]. Произведение «О идолах Владимира» близко по содержанию к тексту «О идолах русских» в Густынской летописи, датируемая Гальковским 1670 годом. Обе статьи были написаны под влиянием польских хроник[160] и содержат имена богов в искажённой форме[161]. Фрагмент Пискаревской рукописи № 153:

Ещё и иные идолы многие были по имени Оутляд или Осляд, Корша или Хорс, Дашуба или Дажб, Стриба или Стрибог, Симаргля или Симургл, и Макош или Мокош; им же, бесом помрачённые люди, как богу, жертвы и хваления воздавали. Эта мерзость была во всём государстве Владимира[к. 12][162].

Густынская летопись аналогично перечисляет богов, включая Мокошь[162]. Мансикка пишет, что эти летописи более подробные, чем исходные, и заключает, что писцы решили дополнить их собственными примечаниями и вставками[93]. Все три произведения, в конечном счёте, восходят к «Повести временных лет»[144].

В «Слове от Святого Евангелия» в Троицком списке упоминаются грехи телесные и душевные[163][164]. В числе душевных грехов названы:

Учиться астрономии, и веровать в метание и в лживые писания, и в эллинские книги, и в баснотворья и в устряцу и в Мокошь и в сносудец, гадания по птицам, грому и в колядник, и во всех мартолои проклятых, которые творят злые дни и часы[к. 13][163].

Существует вариант «кошь» на месте Мокоши[163]. Рыбаков считал, что слово Мокошь было лишь ошибкой переписчика вместо «кошь», «жребий», а слова «сносудиц», «устряцу» и «мортолои» переводил соответственно как «сонник», «ворожба», и «астрологи»[164]. Аничков признавал слова «устряца» и «Мокошь» вставками[165].

В «Украинском житии Владимира» XVII века среди списка его богов Мокошь записана как «Мокша». В «Украинском Проложном Житии Владимира» из Рукописи Румянцевского музея № 325 XVII века рассказывается, как Владимир побил своих богов, среди которых было божество Мокош, и потопил в Днепре[9]. Это произведение, как и «Проложное Житие Владимира», восходит к «Повести временных лет»[144].

Попытки реконструкции

Славист

А. Б. Страхов напишет, что характеристика Мокоши, как и языческого пантеона, известна «не по средневековым свидетельствам, сколько по многочисленным реконструкциям и эзотерическим прозрениям учёных-беллетристов XIX—XX веков»[166]
.

Ранние исследования

В ранней исследовательской литературе Мокошь рассматривалась по-разному: славист

Ж. Паули утверждал, что у чехов и моравов было божество под именами Макосла, Макош, Мокош, почитаемое ими во время засухи. Он сравнивает это божество с Мокошью, при этом именуя её как Мокта, Мокша, и считал божеством дождя[170]
.

Сближение с Мо́кушей и Мокошо́й

«Пряха». Портрет крестьянки за авторством Н. Н. Дубовского, 1870-е

Была проведена реконструкция функций богини по

шишиморой[184]. Кикимора также была известна в Новгородской и Вологодской губерниях[182] как «мокруха» поскольку оставляет мокрый след там, где пряла[11]
.

На основании созвучия имён Герасимов и Барсов отождествляют Мокошь с Мокошо́й и Мо́кушей

черниговских князей, возможно, носивших это прозвище[189]. Власова предлагает связь Мокоши с русалками и Богородицей, хотя замечает, что «достаточно точно охарактеризовать взаимосвязь образов прядущей в доме Мо́куши и Мокоши трудно»[1]
.

Историк

В. Я. Петрухин указывает, что Тмутаракань не была источником языческого синкретизма, оставаясь греческим и христианским городом[190]
.

Филолог Е. В. Аничков считал, что имя «Мокоша́» имеет финно-угорское происхождение[154]. Мокоша́, по мнению лингвистов Топорова и Вяч. Вс. Иванова, могла быть отглагольным образованием от праславянского слова *mok-oši-ti, понимаемое ими как «суетится», «хлопотать»[191], но эта гипотеза не была поддержана и, вероятно, слово имеет позднее русское происхождение[4].

Несмотря на то, что ряд исследователей объединяют реконструкцию от этимологии и от этнографических данных[1][23][192][193], последующие исследователи заметили, что они никак не соотносятся друг с другом[13][194]. Ловмянский критически заметил, что из-за этого функция прядения не могла быть основной[29].

Дальнейшее сближение с Параскевой Пятницей

По устаревшей реконструкции, культ Мокоши отразился в христианском культе Параскевы Пятницы. Витраж Параскевы Сербской из Церкви Святого Георгия в Смедерево

В дальнейшем была предложена связь Мокоши с

том свете» веретёна будут лезть в рот и глаза[196]. Также в разных местах был зафиксирован запрет прядения во вторник, четверг и субботу[196]
.

Мифологическая Пятница стала соотноситься с Параскевой Пятницой, чей культ сложился на основе почитания святых Параскевы Иоконийской и Параскевы Сербской, чьи имена (греч. Παρασκευή) переводятся как «пятница»[200]. Помимо пятничных запретов и предписаний и связью с прядением, Параскева была связана с браком и деторождением[200], а также с исцелением болезней и водными источниками, из-за чего её называли «земляной и водяной матушкой»[201]. Существуют легенды о появлении иконы в источнике, после чего источник становился целительным[201]. Ей делали подношения в виде кидания в воду на Ильинскую пятницу монет, лент, рубах, платков, полотенец или овечьей шерсти и ниток. Эти предметы бросались в воду или оставлялись рядом со словами: «Матушке Пятнице на передничек!»[201]. В Украине XIX века был зафиксирован обряд «Мокрида» в ходе которого в колодец бросали кудель. Сама Пятница представлялась женщиной с распущенными волосами, связанной с колодцами, со стоящими на них иконами Параскевы Пятницы[52].

Среди исследователей получило распространение представление, что Мокошь в христианское время была замещена Параскевой Пятницей

Птолемея, где день, посвящённый Венере — пятница была седьмым днём. Позже такие названия недели были заимствованы и проинтерпретированы германцами[en][208]. Характерные черты Параскевы, Венеры и Фригг противоположны: Параскева покровительствует правильному поведению женщин, а не сексуальной активности[209]
.

Теория основного мифа