Мо́кошь (церк.-слав.Мокошь, Мокъшь) — восточнославянская богиня, которая, согласно реконструкции от этимологии, была богиней земли, вод и плодородия и позже, по мнению большинства исследователей, получила отражение в былинах и заговорах как Мать — сыра земля. Другая реконструкция была произведена на основе этнографии: в конце XIX века зафиксировано диалектное имя кикиморы Мо́куша или Мокоша́ и предложено отождествление между ней и Мокошью, а связь с кикиморой объясняется демонизацией богини. В итоге ей были приписаны различные функции: любви, рождения, связь с ночью, луной, прядением, овцеводством и женским хозяйством. Через функцию прядения Мокошь была отождествлена с европейскими богинями прядения и судьбы, из-за чего ей была добавлена ещё и функция судьбы. Последующие исследователи заметили, что функция прядения никак не связывается с её этимологией и не могла быть основной.
Деревянный идол Мокоши вместе с другими божествами был установлен князем
праславянской
древности богини.
Получило широкое распространение мнение, что культ Мокоши перешёл на народно-христианскуюПараскеву Пятницу, связанную с водой и прядением, и из чего возникло другое мнение о пятнице, как о дне богини и о популярности Мокоши среди женщин в христианскую эпоху. Дальнейшие исследования подвергли сближение с Параскевой критике, поскольку элементы её культа имеют христианские корни. Предположение, что пятница была днём, посвящённым Мокоши, также было подвергнуто критике.
Лингвистами
вышивках
XIX века. Обе реконструкции были подвергнуты научной критике. Предложенное Рыбаковым произношение имени богини как «Макошь» является ложным.
По словам лингвиста М. Лучиньски, теоним мог появиться только после III века н. э. из-за присутствующего в нём звука «š», возникшего в славянских языках в рамках
В. М. Мокиенко понимает теоним как происходящий от слова, обозначавшего «сырое, болотистое место»[22]. Лучиньски, Топоров и Иванов считают теоним Мокошь лишь последующим эпитетом, заменившим первичное неизвестное имя божества[14][21]. Этимология сопоставляется Ивановым и Топоровым с литовскимmakusyti, «слякотить», «ходить по грязи, по-мокрому»; makasyne, «слякоть», «грязь», «мешанина», «неразбериха»[6]
.
Фасмер, а также ряд современных исследователей рассматривают Мокошь как
А. Гейштор комментирует, что связь с Матерью — сырой землёй разделяют большинство исследователей[28]. Также Мокиенко и Ловмянский предлагают связь с дождём[23][29]
.
Лингвист
В. П. Калыгин сближал Мокошь с ирландской богинейМахой, что, по его мнению, изначально имела основной своей функцией плодородие, а её теоним происходил от *mokosiā, что «в точности соответствует имени славянской богини Мокоши»[33], но кельтолог Г. С. Ольмстед выводит теоним Махи из пракельтского*magos, «равнина, поле»[34]
.
Устаревшие и сомнительные этимологии
Славист
балтскими языками. По его мнению, теоним Мокошь имеет когнат в литовском языке в словах makstyti, «плести»; meksti, «вязать»; makas, «кошелёк»[35], связанные с русским «мошна»[36] и, таким образом, в праславянском теоним происходил от *mokos-, «прядение», «плетение». Топоров и Иванов, будучи сторонниками этимологии влаги, «реабилитируют» этимологию Ильинского, усматривая связь в литовских корнях, содержащихся словах mazgas, «узел»; megzti, «вязать», «завязывать» с mazgoti, «мыть»[14]. «Этимологический словарь славянских языков» и лингвист М. Пуканек называют этимологию Ильинского гипотетической[6][37]
.
Археолог
ЭССЯ[35], Топоров, Иванов отвергают этимологию Рыбакова[40]
.
По мнению слависта
Г. Ловмянский, не сомневающийся в славянской этимологии, признаёт демона Мокша, скорее всего, созвучием[44], либо, по мнению Гейштора, был сам заимствован финнами у славян[45]. В дальнейшем историк Н. Ф. Мокшин[myv] и филолог Зубов отрицали финно-угорское происхождение Мокоши[13]. Топоров, Иванов[40] и ЭССЯ разделяют аналогичную точку зрения[35]. Историк М. А. Васильев считает, что связь с финским этнонимом Мокша — случайное созвучие[26], а сама «принадлежность Мокоши к славянскому язычеству бесспорна»[46]
.
Сомнительными выглядят этимологии от
В. Пизани, рассматривающего теоним как сложносоставное слово из корней mot-, «мотать» и -kos, «корзина для зерна»[28]
Ламваберль жила в Грюнау, болотистом месте недалеко от площади Сент Флорьян[en], рядом с Ложницей[sl], что часто затапливалось. Археологические артефакты подтверждают, что в древности это место возделывалось. Сейчас на этом месте находится одинокая усадьба, но когда-то здесь стоял замок Мокошки, в котором жила языческая принцесса. Замок был окружен вечно зелёными садами. Иногда она помогала людям, но иногда и вредила им; особенно часто она забирала с собой детей. В конце концов Бог наказал её. В штормовую ночь замок и все его сады погрузились под землю. Но Мокошка не была обречена. Она продолжала появляться, скрываясь под различными женскими обличьями. Она по-прежнему уносит детей, особенно тех, кто остался без внимания родителей[62][63].
земля Русская и холм тот[66]. <…> В год 6491 (983). Пошел Владимир против ятвягов, и победил ятвягов, и взял их землю. И пошел к Киеву, принося жертвы кумирам с людьми своими[67][68]
.
В
Л. С. Клейн отрицает существование реформы, считая данное событие лишь восстановлением язычества: водружение кумиров состоялось сразу после убийства Ярополка, имевшего симпатии к христианству и проводящего прохристианскую политику[73], и вокняжением Владимира. Идол самого Перуна уже стоял на холме в Киеве при князе Игоре[74][75]
.
В прошлом обсуждался вопрос о фрагменте текста о «приводе своих сыновей и дочерей», отражающего либо человеческие жертвоприношения или лишь указание на участие в обряде[76]. Современные исследователи рассматривают текст начиная с «И приносили» кончая «и холм тот» и дальше по летописи как переработку стихов псалма 105[en][к. 3][69][78][79]. Не смотря на это, Васильев всё же считает существование частых человеческих жертвоприношений киевскому пантеону историческим фактом[76], но по мнению историка П. В. Лукина вопрос человеческих жертвоприношений, как и самой реформы дискуссионен[80], и летописный текст о реформе Владимира является лишь переделкой Хроники Георгия Амартола, где упоминается создание шести кумиров божеств с ведущей позицией Бельфегора, и одним женским персонажем — Астартой. Материалами идолов согласно Хронике являлись золото и серебро, и упоминается осквернённая земля[81]. Лукин приходит к выводу, что рассказ о пантеоне Владимира и человеческих жертвоприношениях является летописной конструкцией созданной в 70-х годах XI века, а сами имена божеств были взяты из устной традиции известной летописцу[82].
Среди божеств, установленных Владимиром, Мокошь была единственной богиней
Б. А. Тимощук, «сведения о человеческих жертвоприношениях у восточных славян <…> вряд ли можно рассматривать как наветы и пропаганду против язычества»[90] и что «в обычае человеческих жертвоприношений у славян нельзя видеть какой-то особой жестокости. Эти жертвы были обусловлены мировоззрением того времени и применялись для пользы и спасения общества»[91]. Человеческие жертвоприношения проводились при определённых обстоятельствах, и наиболее распространёнными являлись бескровные жертвы[92]
.
После того как Владимир
Б. А. Рыбаков считал это сооружение местом киевского пантеона, утверждая, что в нём «чётко обозначены пять выступов разного размера: один большой — в середине, два меньших — по бокам и два совсем маленьких — около боковых выступов…». Дальнейшие исследователи критически отнеслись к заявлению Рыбакова[96]. Само капище археологами найдено не было[97], как и любые свидетельства человеческих жертвоприношений в Киеве[98]
.
После принятия христианства появились различные Слова и Поучения направленные против старой религии[99]. В частности, «Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере» созданное, по мнению большинства исследователей, в середине XI века. Исключением является Мансикка, утверждающий, что Слово написано в XIV веке[100], и Русанова с Тимощуком, датирующие XII веком[101]. Само Слово имеется в двух редакциях: краткой, первоначальной и пространной, более поздней[102]. Фрагмент из редакции списка Паисевского сборника конца XIV века[103][104]:
В. Я. Петрухин приходит к выводу, что вставка с упоминанием божеств появилась не раньше XII века[112]. Поскольку имя Симаргла написано как Сим и Регл, автор Слова, возможно, не понимал, о каких персонажах речь[110]
.
Мокошь упоминает древнерусское произведение «
Григория Назианзина, именуемого Григорием Богословом. Неизвестный древнерусский автор использовал осуждение греческих богов, дополнив его обличительным текстом о славянских богах. Ранняя редакция Слова сохранилось в трёх списках XV века и различно датируется разными исследователями: 1060-е годы (Аничков), XII век (Ловмянский, Рыбаков), а также датировки, считающиеся Васильевым маловероятными[114]: конец XIII — начало XIV века (слависты И. И. Срезневский, Гальковский), XIV век (Мансикка)[115]. По мнению Рыбакова, «Слово Григория» было непосредственным переводом, но Данилевский указывает, что Слово отражает греческий оригинал лишь частично[115]. Оригиналом является «Слово на Богоявление»[114][116]. Данилевский отмечает, что точно неизвестно, каким именно вариантом текста Григория Богослова пользовался сам древнерусский автор[115]. Неизвестно и насколько достоверны сведения о славянских богах в Слове[115]. Фрагмент по рукописи Новгородской Софийской библиотеки №1295 XV века[117]
:
Этим же богам жертву приносят и кладут и славяне: вилам и Мокоши, Диве, Перуну, Хорсу, роду и рожаницам, упырям и берегиням, и Переплуту, и, вертясь пьют ему из рогов. <…> А всем языческим сквернейшее проклятие — таврское резание детей-первенцев идолам. Спартанских жертвенная кровь, получаемая от ран, — это их наказание, — ею же мажут Екатью-богиню, которую считают девою. И Мокошь чтут, и Килу, и Малакию, то есть ручной блуд очень почитают, говоря: Буякини![117][118]. <…> После же святого Крещения Перуна бросили, а к Христу, Богу нашему, приобщились. Но и ныне по окраинам молятся проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, и вилам, и делают это тайно[119][120].
Мансикка отмечает, что значение термина «Дива» неизвестно. Возможно, это буквальный перевод
А. Брюкнер отверг сближение Мокоши с малакией, так как из текста следует, что это две разные вещи[128]. По мнению Мансикки, «и Мокошь чтут и Килу» является вставкой, сделанной на основе созвучия Мокоши с малакией[129]. Слово «Килу» Данилевский буквально переводит как «грыжа»[130], но сам считает, как и ряд других учёных, что более вероятно считать это искаженным словом «вилу»[37][131]. Гальковский усматривал в буякинях вил, которых связывал с Мокошью[108]. Термин «буякини» связывается Клейном со словами «буй», «буйвище», то есть «погост», «кладбище»[127], и под буякинями, если это не ошибка переписчика, Клейн понимает участниц покойницких игр, практиковавших оргиастические ритуалы. В реконструкции Клейна Перун был умирающим и воскрешающим богом[132], и эти игры были святочной драмой воскрешения мёртвого бога или его воплощения, а целью буякинь был не онанизм, а добывание спермы в ритуальных целях[127]. Но Данилевский указывает: в греческом оригинале написано «чтя негу и неустрашимость», где последнее слово было переведено как буесть, «храбрость», а форма «буякини» появилась лишь в результате созвучия[130]. Аничков считает текст состоящим из поздних вставок[133]
.
Филолог Н. В. Тихонравов в четвёртом томе Летописей русской литературы и древностей приводит текст «Вопрос, что есть требокладенье идольское» в Московской Синодальной рукописи № 954 XIV века, л. 33 об. Гальковским этот текст не был найден, и он сделал вывод, что: либо Тихонравов ошибся, либо номера рукописей были изменены[134]. Фрагмент:
Не язычникам говорит, но крестьянам. Многие от христиан трапезы ставят идолам и наполняют черпала бесам. Кто эти идолы? Первый идол рожаницы. О них же великий пророк
Исайя говорит, громко вопя: О, горе ставящим трапезу рожаницам, и исполняющим черпания демонам! <…> Вторую (трапезу ставят) вилам и Мокоши, да ещё не явно молят, а тайно призывают идоломольцы-бабы; тоже творят не только люди бедные, но и жёны богатых мужей. Это есть очень злое, использовать тропарь святой Богородицы в идольской трапезе[к. 4][135]
.
Лингвисты
контаминационной вставкой, близкой к Слову Григория[137]
.
Сочинение «Слово Златоуста о том, как первые язычники веровали в идолы» является компиляцией и основано, в частности, на Слове Григория[138]. Предположительно датируется рядом историков XIII веком[139][140], а по мнению историка Д. А. Казачковой — концом XI века[139] и известно из Новгородской Софийской рукописи № 1262[138] XIV—XV веков[140] и других списков. Фрагмент по древнейшему из них[141]:
Горе вам <…> человеки, забывшие страх божий (своим) небрежением, и отступившие от Крещения, и приступившие к идолам, и начавшие поклоняться молнии и грому, и солнцу, и луне, а другие — Перуну, Хорсу, вилам и Мокоши, упырям и берегиням, которых называют тридевять сестриц, а иные в Сварожича веруют, и в Артемиду. Всем им невежественные люди молятся и кур режут[142].
В «Проложном Житии Владимира» сохранившемся в болгарском древнейшем списке XIII века после рассказа о крещении Владимира в Корсуни, говорится: «И пришёл в Киев, избив идолов: Перуна, Хурса, Дажьбога и Мокошь и прочих кумиров»[к. 5]. Произведение восходит к «Повести временных лет»[144].
В Ипатьевской летописи под записью 1071 года говорится, что «в те же времена» в Киев пришёл волхв, к которому явились пять божеств. Он утверждал, что через пять лет Днепр потечёт вспять, а русская земля «переступит» на греческую[145]. Исследователи отождествили этих божеств с киевским пантеоном, где, по их мнению, было шесть божеств. Объясняя это противоречие, Аничков исключил из этого списка Мокошь, поскольку считал её заимствованным божеством[146]. Ловмянский также Мокошь, поскольку придерживался мнения, что она изначально была демоном и добавлена позже во Владимировский пантеон[147], Рыбаков — Симаргла. Васильев объясняет это тем, что Даждьбог носил двойное имя Даждьбог-Хорс[145]. Но Петрухин считает, что предсказание волхва в Киеве связано не с пережитками язычества, а с событиями 1068—1069 годов, когда восставшие крестьяне угрожали князьям, что сожгут город и уйдут в греческую землю. Пять богов же являются пятью планетами, на чьё астрологическое расположение и ссылался волхв[148].
В летописной редакции «Сказания о Мамаевом побоище», написанное, возможно, в начале XV века, описывается поражение Мамая: «Безбожный <…> царь Мамай, видев свою погибель, начал призывать своих богов: Перуна, Салавата, Мокоша и Гурса»[к. 6]. В основной и в распространённой редакциях Сказания бог Мокош отсутствует. Васильев отмечает, что перечень богов наиболее близок к их перечню в «Слове некоего христолюбца»[149]. Здесь форма имени Мокоши дана в мужском роде[10].
Источники XVI—XVII веков
Существуют польские хроники, относящиеся к восточнославянскому язычеству и упоминающие Мокошь, но исследователи считают их вторичными
М. Кромера Мокошь упоминается среди прочих богов как Mocosl[151]. В Хронике историка М. Стрыйковского, вышедшей в 1582 году, в списке богов, чьи имена переданы в искажённом виде, Мокошь отражена как Makosz. Мансикка отмечает, что сама хроника была составлена на основе других польских источников и содержит «некоторые фантазии и выдумки»[151]
.
Согласно одному из исповедальных вопросов в «Уставе преподобного Саввы» XVI века, священник должен был спросить: «Блудила ли с бабами богомерзкими и молилась ли вилам и роду, и роженицам, и Перуну, Хорьсу, Мокоши, пила и ела?»
знахарка[41][154][155]. Аничков объяснял это с помощью слова «мо́кшить», «выпрашивать, канючить» перешедшее в «заклинать», «ворожить»[154]. По утверждению этнографа Е. В. Барсова в имеющегося у него «Худом сельском номоканунце» вопрос звучал как «Не ходила ли к Мокоше?»[к. 9][156]. Шахматов приводит неизданное «Слово о начале русской земли» в списке XVI века Румянцевского музея № 358, где встречается выражение: «и приехал князь Владимир сокрушить идолы Мокошь и прочих»[к. 10][157]
.
Произведение, датируемое из сборника XVI века, названное публикатором Срезневским «Поучением духовным детям», а историком
Д. О. Шеппингом
— «Словом святого Иоанна Златоуста» содержит следующее наставление:
Уклоняйся перед Богом невидимых, молящихся людей роду и роженицам, Порену и Аполину, и Мокоши и перегини, и всякому богу (и к) мерзким жертвоприношениям не приближайся[к. 11][145].
Мансикка считает, что имена мифологических персонажей вставлены из некоего сочинения для обличения язычников, близкое к «Слову святого Григория»[158].
Статья «О идолах Владимира» из Пискаревской рукописи № 153 конца XVII века перечисляет идолов, установленных Владимиром. Произведение не является оригинальным и древним, за его основу была взята статья «О идолах» из «Киевского синопсиса» предположительно созданного историком Иннокентием Гизелем[159]. Произведение «О идолах Владимира» близко по содержанию к тексту «О идолах русских» в Густынской летописи, датируемая Гальковским 1670 годом. Обе статьи были написаны под влиянием польских хроник[160] и содержат имена богов в искажённой форме[161]. Фрагмент Пискаревской рукописи № 153:
Ещё и иные идолы многие были по имени Оутляд или Осляд, Корша или Хорс, Дашуба или Дажб, Стриба или Стрибог, Симаргля или Симургл, и Макош или Мокош; им же, бесом помрачённые люди, как богу, жертвы и хваления воздавали. Эта мерзость была во всём государстве Владимира[к. 12][162].
Густынская летопись аналогично перечисляет богов, включая Мокошь[162]. Мансикка пишет, что эти летописи более подробные, чем исходные, и заключает, что писцы решили дополнить их собственными примечаниями и вставками[93]. Все три произведения, в конечном счёте, восходят к «Повести временных лет»[144].
В «Слове от Святого Евангелия» в Троицком списке упоминаются грехи телесные и душевные[163][164]. В числе душевных грехов названы:
Учиться астрономии, и веровать в метание и в лживые писания, и в эллинские книги, и в баснотворья и в устряцу и в Мокошь и в сносудец, гадания по птицам, грому и в колядник, и во всех мартолои проклятых, которые творят злые дни и часы[к. 13][163].
Существует вариант «кошь» на месте Мокоши[163]. Рыбаков считал, что слово Мокошь было лишь ошибкой переписчика вместо «кошь», «жребий», а слова «сносудиц», «устряцу» и «мортолои» переводил соответственно как «сонник», «ворожба», и «астрологи»[164]. Аничков признавал слова «устряца» и «Мокошь» вставками[165].
В «Украинском житии Владимира» XVII века среди списка его богов Мокошь записана как «Мокша». В «Украинском Проложном Житии Владимира» из Рукописи Румянцевского музея № 325 XVII века рассказывается, как Владимир побил своих богов, среди которых было божество Мокош, и потопил в Днепре[9]. Это произведение, как и «Проложное Житие Владимира», восходит к «Повести временных лет»[144].
Попытки реконструкции
Славист
А. Б. Страхов напишет, что характеристика Мокоши, как и языческого пантеона, известна «не по средневековым свидетельствам, сколько по многочисленным реконструкциям и эзотерическим прозрениям учёных-беллетристов XIX—XX веков»[166]
.
Ранние исследования
В ранней исследовательской литературе Мокошь рассматривалась по-разному: славист
Ж. Паули утверждал, что у чехов и моравов было божество под именами Макосла, Макош, Мокош, почитаемое ими во время засухи. Он сравнивает это божество с Мокошью, при этом именуя её как Мокта, Мокша, и считал божеством дождя[170]
На основании созвучия имён Герасимов и Барсов отождествляют Мокошь с Мокошо́й и Мо́кушей
черниговских князей, возможно, носивших это прозвище[189]. Власова предлагает связь Мокоши с русалками и Богородицей, хотя замечает, что «достаточно точно охарактеризовать взаимосвязь образов прядущей в доме Мо́куши и Мокоши трудно»[1]
.
Историк
В. Я. Петрухин указывает, что Тмутаракань не была источником языческого синкретизма, оставаясь греческим и христианским городом[190]
.
Филолог Е. В. Аничков считал, что имя «Мокоша́» имеет финно-угорское происхождение[154]. Мокоша́, по мнению лингвистов Топорова и Вяч. Вс. Иванова, могла быть отглагольным образованием от праславянского слова *mok-oši-ti, понимаемое ими как «суетится», «хлопотать»[191], но эта гипотеза не была поддержана и, вероятно, слово имеет позднее русское происхождение[4].
Несмотря на то, что ряд исследователей объединяют реконструкцию от этимологии и от этнографических данных[1][23][192][193], последующие исследователи заметили, что они никак не соотносятся друг с другом[13][194]. Ловмянский критически заметил, что из-за этого функция прядения не могла быть основной[29].
том свете» веретёна будут лезть в рот и глаза[196]. Также в разных местах был зафиксирован запрет прядения во вторник, четверг и субботу[196]
.
Мифологическая Пятница стала соотноситься с Параскевой Пятницой, чей культ сложился на основе почитания святых Параскевы Иоконийской и Параскевы Сербской, чьи имена (греч.Παρασκευή) переводятся как «пятница»[200]. Помимо пятничных запретов и предписаний и связью с прядением, Параскева была связана с браком и деторождением[200], а также с исцелением болезней и водными источниками, из-за чего её называли «земляной и водяной матушкой»[201]. Существуют легенды о появлении иконы в источнике, после чего источник становился целительным[201]. Ей делали подношения в виде кидания в воду на Ильинскую пятницу монет, лент, рубах, платков, полотенец или овечьей шерсти и ниток. Эти предметы бросались в воду или оставлялись рядом со словами: «Матушке Пятнице на передничек!»[201]. В Украине XIX века был зафиксирован обряд «Мокрида» в ходе которого в колодец бросали кудель. Сама Пятница представлялась женщиной с распущенными волосами, связанной с колодцами, со стоящими на них иконами Параскевы Пятницы[52].
Среди исследователей получило распространение представление, что Мокошь в христианское время была замещена Параскевой Пятницей
Птолемея, где день, посвящённый Венере — пятница была седьмым днём. Позже такие названия недели были заимствованы и проинтерпретированы германцами[en][208]. Характерные черты Параскевы, Венеры и Фригг противоположны: Параскева покровительствует правильному поведению женщин, а не сексуальной активности[209]
.
Теория основного мифа
Основная статья:
Мокрины, связанной с мокротой и в конечном итоге с Мокошью[52]. В доказательства распущенности Мокоши Топоров приводит несколько параллелей: соотношение Параскевы Пятницы и Мокоши говорит о распущенности последней, поскольку Параскева могла изображаться с распущенными волосами. Термин «мокосья» как обозначение дурной женщины был соотнесён им с Мокошью[218]. В одном из Слов против язычества упоминается Мокошь, а перед этим содержится вопрос о блуде с бабами богомерзкими[219]. Пятничные запреты соотносятся с мотивом женщины, лишившаяся своих детей в результате нарушения запретов, в частности, запрета использования «огня» то есть зольного отвара[220]. В балтийской мифологии присутствует миф о небесной свадьбе, согласно которому богиня утренней звезды Аустра является изменницей[221]. Дальше Топоров реконструирует связь Мокоши с Велесом: четверг был, по его мнению, и днём Велеса и соотносился с нечётной пятницей[216]. Мокошь разделяет с Велесом общие связи с водой, шерстью и темой низа[221]. На основе всего этого Топоров реконструировал миф об измене Мокоши с Велесом и последующим наказании Перуном её детей[222]. За измену Перун наказывает детей Мокоши огнём, поскольку собственная стихия Мокоши — вода, ей не страшна[215]. Кроме того, по мнению Топорова, не исключено, что культ Мокоши мог пользоваться особым почётом в Москве на основе семантики топонима и теонима Мокоши, а также на основании того, что Москва впервые упоминается в летописи в связи со встречей князей 4 апреля в пятницу[188]. Было предложено отождествление Мокоши с Бабой Ягой[223] и богиней Лаумой через её функцию пряхи[217]
.
Историк
А. В. Шишацким-Илличем[226]. Религиовед А. А. Бесков комментирует, что Иванов и Топоров проявили «удивительную доверчивость», поверив в подлинность текста[227]. Выдвинутая ими же гипотеза о брачной связи Мокоши с Перуном, как и сама теория основного мифа, не получила полноценную поддержку в научном сообществе[224][228]. Историк Р. А. Рабинович писал, что функции Мокоши скорее свидетельствуют о возможной брачной связи с Велесом[229]
.
Реконструкция Рыбакова
По мнению Рыбакова, на русских вышивках XIX якобы в центре изображена Мокошь вместе с богинями-всадницами Ладой и Лелей[230]
Археолог Б. А. Рыбаков поддерживал реконструкцию Мокоши через отождествление с Параскевой и через свою этимологию, являющуюся ложной[6], вывел, что имя Мокоши переводится как «Матерь жребия, хорошего урожая»[231] в конечном итоге характеризуя её как богиню-пряху, богиню плодородия, воды, покровительницу женских работ и девичьей судьбы[232]. Западнославянскую богиню Живу он считает одним и тем же божеством с Мокошью[231] и с Матерью — сырой землёй[233], и соотносит её с образом палеолитической Богини-Матери, утверждая, что культ Мокоши идёт с эпохи палеолита[234]. На основе христианского апокрифа «О двенадцати пятницах»[200][235] Рыбаков приходит к выводу, что праздник Мокоши отмечался каждую пятницу, каждый месяц на основе одной из двенадцати пятниц, а самым главным праздником была десятая пятница, попадающая в период 1—8 ноября[232].
Анализируя «Слово Григория» Рыбаков писал, что автор отождествил Мокошь и Екатью-богиню, идентифицируя последнюю как Гекату. Он утверждал, что сближение произошло на основе того, что Геката понималась как божество, связанное с загробным миром, и была окружена собаками, тогда как, как Мокошь в источниках соседствует с Симарглом, и вилами, интерпретируемых Рыбаковым соответственно как священную собаку, связанную с посевами, и русалок, то есть душами умерших, и из чего делает вывод, что культ Мокоши соответствовал «средней фазе гекатовского культа» который был аграрным[126].
Рыбаков считал, что на Збручском идоле изображена Мокошь[236] с рогом в руке, по его мнению, символом изобилия, связанным с плодородием. Женская фигура под Мокошью в среднем ряду, по предложению историка Л. С. Клейна, должна быть связана с изображением сверху. Над её плечом имеется маленькая фигура, которую Клейн трактует как ребёнка, духа или душу и, исходя из этого, делает вывод, что этот дух никак не связан с функциями богини по Рыбакову[237].
Существуют вышивки
мужские гениталии. Фольклорист Н. К. Козлова писала, что примеров с мужской фигурой лишь два, и отрицала мнение о мужских гениталиях, поскольку «стилистика вышивки условна и схематична, и поэтому это не дает оснований для точной атрибуции деталей»[240]. Клейн считает, что фигура в центре олицетворяет солнце[241], и отвергает предложенные Рыбаковым идентификации фигур[242]
.
Неоязычество
Мокошь, также известная как Макошь
Калужской славянской общине» курица является обрядовой едой на пиру в честь Мокоши, а также в честь Сварога и на свадьбах[254]
.
Существует неоязыческий календарь
осеннему равноденствию, проводится обряд с благодарением за собранный урожай, среди которого происходит церемония чествования Мокоши во время обхода полей по направлению движения солнца, где Матери-Земле преподносится церемониальный пирог-каравай. В этот день закрывается Сварга, и боги отдыхают до весны[262]. Осенний день Мокоши отмечается 28 октября и считается, что земля «укладывается» в зимний сон. В послезакатное время праздника жрицы Мокоши обычно в количестве трёх человек распутывают «кудель судьбы»: кладут нити в чашку с заколдованной водой и, смотря как расползаются нити, предсказывают будущее. Праздник приурочен к Дню Параскевы Пятницы[263]
.
Волхвы «Велесова круга» также разработали Малое Коло Сварога с посвящением каждого месяца определённому божеству, где пятый месяц май (травень) посвящён Мокоши и Живе[264], одиннадцатый месяц ноябрь (листопад) — Мокоши и Тёмной Маре[265]. Волхв Велеслав (Илья Черкасов) выделил четыре божественных удела, связанных с четырьмя временами года, суток, направлениями света и стихиями. В частности, удел Велеса и Мокоши связан с осенью, вечером, западом и воздухом[265].
На праздник Ивана Купалы женщины украшают берёзу ленточками и венками из цветов. Эти украшения интерпретируются неоязычниками как древняя форма жертвоприношения, так как молодое дерево является символом Матери-Земли, то есть Мокоши. Рядом готовится и втыкается в землю сделанная из зелёных веток кукла Ярилы в одежде, украшенной витиеватой вышивкой, с сакральной символикой, к которой преподносится еда. Кукла и дерево символически олицетворяют новобрачную пару[266].
Мокошь упоминается в «
Юрием Миролюбовым в XX веке[267]. В рассказе о языческих вакханалиях на странице 32 в издании «Велесовой книги» 1994 года за переводом Асова упоминаются «листы зелены а мокошаны», то есть зелёные листья, каким-то образом связанные с богиней Мокошью, что понято переводчиком как «листы зеленые и водоросли». В списке языческих богов на страницах книги 302—304 имя Мокоши отсутствует[268]
.
Современность
Культурологи
Матери России связана с землёй, «мифической женственностью» и материнством из-за первоначального соответствия слов «Россия» и «земля» к грамматическому женскому роду и большему распространению представления России именно как о родине, а не отечестве. Однако женская идентичность России берётся также из фольклора, русской поэзии и идиом литературы, указывая на древность традиции связи женственности и земли, что в конечном итоге возводится учёными к образу Мокоши как Матери — сырой земле[269][270]
.
В честь Мокоши названа гора Мокоша на Венере[271].
В современной культуре имена восточнославянских божеств используются в качестве рекламных имён[272]. В частности, имя Мокоши или Макоши применяется в виде эргонима, особенно в наименовании фирм, связанных с сельским хозяйством, рукоделием, косметологией и пошивом одежды[273], поскольку в массовой культуре Мокошь понимается как богиня женских ремёсел[274]. Религиовед А. А. Бесков замечает, что при именовании фирмы часто руководствуются псевдонаучными домыслами[274].
В ходе опроса на ассоциации, проведённым сотрудниками
деэтимологизации в современной литературе, содержащей различные варианты имени божества: Макета, Макош, Макоша, Мокош, Мокоша, Мокошь[272] и в целом не имеющим устоявшегося написания[275]
.
Примечания
Комментарии
Слове некоего христолюбца
XI века, но предлагается, что это упоминание является поздней вставкой из Повести.
↑Текст стихов 35—44 псалма 105 в Синодальном переводе: «Не истребили народов, о которых сказал им Господь, но смешались с язычниками и научились делам их; служили истуканам их, которые были для них сетью, и приносили сыновей своих и дочерей своих в жертву бесам; проливали кровь невинную, кровь сыновей своих и дочерей своих, которых приносили в жертву идолам Ханаанским, — и осквернилась земля кровью; оскверняли себя делами своими, блудодействовали поступками своими. И воспылал гнев Господа на народ Его, и возгнушался Он наследием Своим и предал их в руки язычников, и ненавидящие их стали обладать ими. Враги их утесняли их, и они смирялись под рукою их. Много раз Он избавлял их; они же раздражали (Его) упорством своим, и были уничижаемы за беззаконие свое. Но Он призирал на скорбь их, когда слышал вопль их»[77].
↑Оригинал: «Не поганымъ глаголеть, нъ крестьяномъ. Мнози бо от христьянъ тряпезы ставять идоломъ и наполняютъ черпала бѣсомъ. Кто суть идоли? Се первый идолъ рожаницѣ, о нихже великыи пророкъ Исайя глаголеть, велегласно вопиеть, река: о, горе ставящимъ тряпезу рожаницамъ, и исполъняюще черпанья дѣмоном. <…> А се второе виламъ и Мокошѣ да ище ся не на явѣ молять, да отаи призываюче идоломольцѣ бабы; тоже творят не токмо худии людие, нъ и богатых мужии жены. Се же есть велми злѣе, иже есть прикладати трепарь святыя Богородиця къ идольстѣи тряпезѣ»[135].
↑Оригинал: «и пришедъ въ Кыевъ, изби вся идолы, Перуна, Хурса, Дажьбога и Мокошь и прочая кумиры»[143].
↑Оригинал: «безбожный... царь Мамай, видев свою погыбель, нача призывати богы своа Перуна, и Соловата, и Мокоша, и Раклея, и Гурса»[149].
↑Оригинал: «ли сплутила eci з бабоми богомерьскыя блуды, ли молилася еси виламъ, ли роду i роженицам и Перуну и Хурьсу и Мокоши, пила и ела?»[152].
↑Оригинал: «и приехав Владимер князь сокруши идолы Мокошь и прочiи»[157].
↑Оригинал: «Уклоняйся пред Богомъ невидимыхъ: молящихъ человькъ роду и роженицам, порену и аполину, и Мокоши, и перегини, и всяким богомъ (и) мерзькимъ требамъ не приближайся»[145].
↑Оригинал: «еще и iныя идолы мнози бяху по iмени, оутъляд или осляд. корша или хорсъ, дашуба или дажбъ. стриба или стрибог симаргля семурглъ. и макош iли мокошъ, им же бѣсом помраченниi людие аки бгу жертвы i хваления воздаваху. сия же мерзость во всем г҃сударстве владимирове.»[162].
↑Оригинал: «учитися острономии, и в вѣровати в метание и въ лживая писания и въ елиньскыя книгы; въ баснотворья и въ устряцю и в мокошь и въ сносудець; птиции чарове, въ громникъ и в колядникъ и въ всь мартолои проклятый; и иже творять злы дни и часы»[163].
Герасимов М. К.Словарь уездного Череповецкого говора. — СПб.: Типография Императорской академии наук, 1910. — 111 с. — (Сборник отделения русского языка и словестности императорской академии наук. Том LXXXVII, №3).
Памятники общественной мысли Древней Руси: В 3-х т. / сост. автор вступ. ст. и коммент.
Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — Т. 1: Домонгольский период. — 686 с. — (Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времён до начала XX века). — ISBN 978-5-8243-1234-8
Петрухин В. Я. Древняя Русь. Народ. Князья. Религия. // Из истории русской культуры. — М.: Языки русской культуры, 2000. — Т. I. Древняя Русь. — С. 13—402. — (Язык. Семиотика. Культура). — ISBN 5-7859-0093-9
Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. — М.: Академический Проект, 2013. — 640 с. — (Древняя Русь: Духовная культура и государственность). — ISBN 978-5-8291-1392-6.
Современная религиозная жизнь России. Опыт систематического исследования / отв. ред. М. Бурдо, С. Б. Филатов. — М.: Университетская книга, Логос, 2006. — Т. IV. — 366 с. — ISBN 5-98704-057-4.
Ljubljana: Založba ZRC, 2012. — 284 p. — (Studia mythologica Slavica. Supplementa. Supplementum 6). — ISBN 978-961-254-428-7
.
Łuczyński, Michał. Bogowie dawnych Słowian. Studium onomastyczne (польск.). — Kielce: Kieleckie Towarzystwo Naukowe, 2020. — 345 S. — ISBN 978-83-60777-83-1.